Галина Ивановна оседлала очередного конька. Настя слушала ее
вполуха, делая вежливое лицо и терпеливо дожидаясь, когда женщина увлечется
настолько, что неожиданный вопрос «не по теме» застанет ее врасплох и вынудит
дать неподготовленный и непродуманный ответ. Наконец ей показалось, что такой
момент настал.
– Скажите, Галина Ивановна, а не могло убийство вашего
сына оказаться убийством из ревности?
Параскевич оторопела от неожиданной смены предмета
обсуждения, тем более что Настя довольно бестактно прервала ее прямо на
середине фразы.
– Из ревности? – переспросила она. – Что ж,
конечно, от этой… я хочу сказать, от Светы всего можно было ожидать. Мне всегда
казалось, что она не любит Ленечку по-настоящему, а просто играет с ним. Вот
захотелось ей поиграть в замужество, в семейную жизнь, она и выбрала Леню. Но
ведь ей точно так же могло прийти в голову поиграть в распутницу, в роковую
женщину. Я совершенно не исключаю, что у Светланы были любовники.
«Ладно, – подумала Настя, – разговор пошел по
«правой» схеме, что ж, пусть охаивает Светлану и наивно полагает, что о Леониде
разговор вообще не зайдет. Удивительное все-таки самомнение у этой женщины! Она
полностью уверена, что владеет ситуацией и сама направляет беседу. Ей даже в голову
не приходит, что может быть и по-другому».
Светлана Параскевич, если верить ее свекрови, была глупой и
бездарной журналисткой, училась с Ленечкой на одном курсе и после того, как он
написал свою первую книгу, решила окрутить его. Почуяла, что это «золотая
жила». Леня был таким чистым и доверчивым мальчиком, у него никогда не было не
то что романов, даже легких увлечений, и конечно, Светлане он достался легко и
без боя. Ему ведь было уже двадцать два, вы должны понимать, о чем идет речь…
После женитьбы молодые стали жить отдельно, у Светланы была
комната в двухкомнатной коммуналке в центре Москвы, потом сосед-алкаш умер, и
она отсудила вторую комнату, Ленечке пошли навстречу, он ведь к тому времени
был уже известным писателем, ему нужно место, чтобы работать. Разумеется,
влияния матери ничем не заменишь, гордо рассказывала Галина Ивановна, и первые
годы после женитьбы Ленечка еще полностью принадлежал ей, был хорошим сыном,
послушным, любящим. Но невестка, знаете ли, не отступилась, ей поперек горла
стояло, что Ленечка прислушивается к матери больше, чем к жене, и постепенно
она начала забирать мужа в свои руки. Он и одеваться стал по-другому, и
прическу изменил, стал отращивать волосы так, как ей нравится, и усы с бородой
отпустил, хотя раньше всегда ходил гладко выбритым. Конечно, Светлана
отговаривалась тем, что у известного писателя должен быть свой образ, свой
имидж, ведь его фотографии печатают на обложке каждой книги, его приглашают на
телевидение, и он не может позволить себе выглядеть абы как. Но Галина Ивановна
уверена, что все разговоры об имидже велись только для отвода глаз. На самом
деле Светлане важно было заставить Ленечку сделать так, как ей хочется, а не
так, как приучила его с детства мать. Она все делала назло свекрови, ну
абсолютно все! А уж когда Галина Ивановна увидела ее в машине с каким-то
мужчиной, то все хорошее отношение к невестке как рукой сняло. («Как будто оно
вообще когда-нибудь было, это хорошее отношение», – прокомментировала про
себя Настя.) Разумеется, ни ей, ни Ленечке Галина Ивановна ничего не сказала.
Зачем расстраивать мальчика?
– Позвольте, Галина Ивановна, вы делаете выводы на
основании того лишь факта, что ваша невестка ехала в машине, за рулем которой
сидел неизвестный вам мужчина? Вы что, никогда в жизни не ездили в такси или на
частнике? Вас никогда никуда не подвозили друзья или коллеги?
– Я знаю, о чем говорю, – поджала губы
Параскевич, – и как-нибудь могу отличить случайного водителя от любовника.
Случайного водителя не гладят по затылку и по щеке.
«Ну, про затылок и щеку ты, положим, могла прямо сейчас с
ходу выдумать, когда поняла, что в обвинениях невестки хватила лишку. А вот про
машину – это, наверное, правда. Если уж проверять версию, то как
следует», – подумала Настя.
– Припомните, пожалуйста, когда это было.
– Летом. Дату я, конечно, не вспомню. Примерно в конце
июня – начале июля.
– Опишите машину. Марка, цвет. Может быть, вы на номер
посмотрели?
– Номер не видела. И вообще было уже темно. «Волга»,
темная такая.
– Ну как же так, Галина Ивановна, вы говорите, что было
темно, ни номера машины, ни цвета вы не разглядели, а Светлану увидели и даже
увидели, что она гладит мужчину по затылку и по щеке. Так не бывает.
– Очень даже бывает, – рассердилась
Параскевич. – Светлану я вообще увидела на улице, она покупала сигареты в
киоске. Я очень удивилась, ведь ни она, ни Ленечка не курили, хотела было
окликнуть ее, а она сигареты взяла и идет к машине. Я же вижу, что это не
Ленечкина машина, потому и окликать не стала. Нагнулась, чтобы посмотреть, кто
за рулем, и увидела…
«Ничего ты не увидела, – зло сказала про себя
Настя. – Сочиняешь на ходу, только чтобы Светлану подставить. Ну покупала
она сигареты, ну садилась она в «Волгу», дальше что? Между прочим, Ленечка твой
курил с девятого класса, а в последние три года – по полторы пачки в день.
Просто ты устраивала ему истерики и заклинала всеми святыми не поддаваться
вредной привычке, а ему проще было скрывать, что он курит, чем выслушивать твои
вопли. Он, может быть, и на Светлане-то женился не по страстной любви, а единственно
для того, чтобы уйти из дома и не жить с тобой».
– Скажите, Галина Ивановна, как вам казалось, Светлана
– умный человек?
– Да что вы! – пренебрежительно махнула рукой
женщина. – Откуда там ум-то возьмется? Она, по-моему, за всю жизнь две с
половиной книжки прочитала.
– Я спрашиваю не про образованность, а про ум,
интеллект. Умение логично мыслить, обобщать, анализировать, формулировать
выводы, связно излагать свои мысли.
– Ну я же вам сказала, она была бездарной журналисткой.
Галина Ивановна никак не хотела видеть разницу между
интеллектом, начитанностью и профессиональной пригодностью. Раз бездарная
журналистка, значит – круглая дура. Интересно, что бы она сказала, если бы эта
бездарная журналистка оказалась невероятно талантливым биологом?
– Значит, как человек она в целом не умна, –
уточнила Настя не без задней мысли.
– Абсолютно, – горячо подтвердила мать писателя.
– А у вашего сына никогда не возникало неудовольствия
по этому поводу? Ведь он, как натура творческая, тонкая, художественная, не мог
не видеть, что его жена недостаточно умна и образованна.
В кабинет вернулся Ольшанский и сел на свое место, не
прерывая их беседы. Однако Галина Ивановна сразу вся как-то подобралась, словно
почуяв рядом врага и приготовившись к отпору.
– Мой сын был увлечен ею как женщиной, поскольку
никаких других достоинств у Светланы нет, – сухо ответила она. – Я
ведь уже объясняла вам, Ленечка был чистым и порядочным мальчиком, он никогда
не позволял себе вступать в интимные отношения с девицами, если не имел
серьезных намерений, поэтому, когда за дело взялась Светлана, он был покорен
моментально. Он был нормальным молодым мужчиной, вы должны понимать…
