– Она превратила нашу жизнь в ад, – говорила Насте
Светлана Параскевич. – Мы не могли спокойно ходить по улице, все время
ждали, что она нас где-нибудь подкарауливает. Мы боялись открывать дверь, если
не были предупреждены о визите заранее. И потом, знаете, меня все время точил
червь недоверия. А вдруг они меня обманули? Вдруг Леня изменял мне с Людмилой?
В общем, нам обоим все время было тяжко и как-то… ну, неприятно, что ли. Это
постоянно висело в воздухе, мешало жить, мешало верить друг другу. Тогда мы и
начали искать возможность обмена нашей квартиры, хотели переехать.
– А что произошло, когда год прошел?
Светлана задумчиво посмотрела на Настю.
– Леня умер. Примерно в это время. Эта идиотка даже на
похороны притащилась. Я все боялась, что она начнет публично вещать о том, что
предназначена для Лени, скандал начнется и все такое. Но, слава богу, обошлось,
она вела себя тихо.
– Скажите, Светлана, вам не приходило в голову
подозревать ее в убийстве вашего мужа?
– Нет, честно признаться. Я как-то о ней не подумала.
Зачем ей его убивать, если она хотела с ним жить?
– Ну, видите ли, обещанный год прошел, и она могла
разгневаться, поняв, что ее обманули.
– Но год же еще не прошел. Он только исполнился в тот
день, когда Леня погиб…
После разговора со Светланой Настя вынуждена была снова
ехать к Исиченко и уточнять у нее некоторые детали.
– Это правда, что Леонид обещал вам через год все
устроить?
Исиченко стала мертвенно-бледной, отчего морщины на лице
обозначились резче.
– Откуда вы знаете? Я не стану с вами разговаривать,
пока вы не скажете мне, откуда вы это узнали.
– Мне Леонид сказал, – не моргнув глазом соврала
Настя. В конце концов, чего мучиться, изобретая велосипед, когда на нем уже
давно весь мир ездит.
– Леонид? Значит, вам тоже было видение?
– Было, – подтвердила Настя. – Он понял, что
я хочу найти убийцу и помочь его мятущейся душе успокоиться, поэтому он пришел
ко мне и рассказал про ваш договор.
– Он не велел мне ни с кем говорить об этом.
– Но это же было давно, – попыталась вывернуться
Настя. – Ведь он не мог знать, что погибнет, иначе он снял бы свой запрет.
– Он запретил мне это уже после смерти.
– Значит, он вам является? – вырвалось у Насти
прежде, чем она успела сообразить, что говорит очевидную глупость.
– Конечно, не вам же одной.
В голосе Исиченко снова зазвучали нотки высокомерного
презрения.
– Людмила, почему вы не хотите помочь мне найти убийцу
Леонида? – с упреком сказала Настя. – Вы – самый близкий ему человек,
вы так много знаете о нем, он даже вступает с вами в контакт после смерти,
значит, доверяет вам больше всех. Он не мог не сказать вам, кто и почему его
убил. Я никогда не поверю, что вы этого не знаете.
Исиченко буквально позеленела, лицо ее перекосилось от ужаса
и ненависти.
– Да, – гордо сказала она, – я знаю, кто его
убил. Но вам я этого не скажу.
– Почему же?
– Потому.
– Людмила, не забывайте, мне тоже было видение. Леонид
мне сказал, что говорил с вами о том, кто и почему его убил. Более того, он
сказал мне, что велел вам ни в коем случае не скрывать этого, если кто-то
спросит. Вы что же, собираетесь нарушить его волю?
Исиченко молчала, уставившись глазами в свои острые колени,
туго обтянутые желтыми брюками.
– Я жду, Людмила. Что вам говорил Леонид?
Настя блефовала отчаянно и безоглядно, но в конце концов
рисковала она не так уж сильно. Даже если ее догадки по поводу содержания
психопатического бреда Исиченко неверны и Леонид Параскевич ничего подобного
Людмиле не говорил, не велел и не запрещал, всегда можно отговориться тем, что
уж ей-то, Насте Каменской, он на самом деле являлся. Проверить это невозможно.
А тот факт, что сказанное Насте не совпадает со словами, сказанными
Людмиле, – что ж, дело житейское, призраки тоже могут говорить неправду,
мало ли по каким причинам. Особенно беспокоила Настю фраза, сказанная Исиченко
в прошлый раз: «Леонид должен был умереть, чтобы понять это». Нехорошая, прямо
скажем, фраза. Даже если разделить ее на степень психического нездоровья
Людмилы, все равно от нее веет чем-то криминальным.
Наконец Исиченко подняла голову и уставилась на Настю
темными глазами, в которых горел болезненный и яростный огонь.
– Он предупредил меня перед смертью, что должен
умереть, иначе мы никогда не сможем соединиться. Только в смерти он будет
принадлежать мне целиком и безраздельно. Поэтому в тот день, когда исполнится
год с момента заключения нашего договора, он покинет этот мир.
«Ну, здрасьте, приехали, – в отчаянии подумала
Настя. – Сейчас она начнет натягивать на самоубийство. Никаким суицидом
там и не пахнет, оружие валялось слишком далеко от трупа, и выстрел был
произведен с расстояния больше двух метров».
– Каким образом он предупредил вас об этом? –
терпеливо спросила она. – Он к вам приходил накануне гибели?
– Нет, это было бы нарушением договора. Он мне позвонил
и сказал, что, пока принадлежит этому миру, мы не сможем быть вместе. У него
слишком много земных долгов и обязательств, которые он должен отдавать и
выполнять, а наш союз предначертан свыше и не может совмещаться с суетой
земного бытия. Но после смерти мы будем вместе вечно.
– Он так и сказал – после смерти?
– Да, так и сказал.
– Может быть, он имел в виду не свою смерть?
– А чью же?
– Вашу, например. Или смерть Светланы.
– Если бы он хотел моей смерти, он бы сказал мне об
этом. Если бы он хотел смерти этой женщины, он бы убил ее. Нет, он хотел смерти
именно для себя. И он ее получил. Он говорил: очень важно, чтобы смерть настала
до наступления полуночи в тот день, когда исполнился год. Если смерть запоздает
хотя бы на минуту, мы не сможем соединиться.
– И что же? – Настя сделала глупое лицо. –
Успел Леонид покинуть этот мир до наступления полуночи?
Исиченко медленно поднялась с дивана, на котором сидела,
сгорбившись, распрямила спину, вздернула подбородок и окинула Настю сияющим
взглядом.
– Вы же видите, мы вместе. Значит, все получилось как
он хотел.
– Скажите, Людмила, а вы не помогали ему осуществить
этот замысел?
– Я всегда и во всем помогала Леониду.
– Значит, плохо помогали, – с внезапной злостью
сказала Настя. – Потому что Леонид Параскевич ушел из жизни через тридцать
минут после наступления полуночи. И я вынуждена сделать вывод, что или меня
обманываете вы, Людмила, или вас саму обманывает кто-то еще. У вас есть близкие
родственники?
