– Тридцать пять тысяч долларов, – спокойно ответила
Светлана не моргнув глазом.
– Тридцать пять тысяч, – повторил следом за ней
Бокучава. – Выплата в момент представления рукописи. Рукопись
представлена, она у меня на столе. Через двадцать минут жду тебя с договором и
деньгами.
– Сделаю, Нугзар Симеонович.
Бородатый Олег вышел, унося на лице печать такого изумления,
будто только что на его глазах ощенилась кошка. Нугзар точно знал, что в данный
момент в кассе нет такой суммы, ее нужно было заказывать заранее, но это его не
беспокоило. Раз он сказал – Олег сделает. Соберет наличные у всех сотрудников,
вытрясет из сейфов все заначки и бог его знает что еще сделает, но через
двадцать минут деньги – тридцать пять тысяч долларов – будут на столе. Тем и
хорош Олег, что, дав ему поручение, можно было не беспокоиться о выполнении.
Когда за ним закрылась дверь, Бокучава поднял рюмку.
– Давай выпьем. Светлая память Леониду, пусть земля ему
будет пухом.
Они выпили не чокаясь. Нугзар поставил рюмку на стол и
потянулся к кофейнику.
– Паше ты продала рукопись за двадцать пять, –
заметил он как бы между прочим.
– Он просил эксклюзив на шесть месяцев. Два года стоят
дороже. Ту рукопись, которую я продала Паше, я через полгода продам еще
кому-нибудь, а к твоей два года не смогу прикоснуться. По-моему, это
справедливо.
– Разумеется, – поспешил согласиться
Бокучава. – Я не знал про шесть месяцев.
Бог мой, какой же Пашка дурак! Он что, не понимает, что
делает? Такую вещь купить всего на полгода! Совсем мозгов нет…
– Я могу задать тебе еще несколько вопросов?
– Задавай, – разрешила Светлана.
– Почему ты пришла в первую очередь к Паше, а не ко
мне? Он тебе более симпатичен? Или тут что-то другое?
Она обворожительно улыбнулась и вдруг стала почти красивой.
– Паша был пробным шаром. Он из всех вас самый жадный,
и я не могла отказать себе в удовольствии посмотреть на его рожу, когда назвала
сумму. А кроме того, он из вас всех самый глупый и недальновидный, и я с самого
начала была уверена, что он не допрет попросить эксклюзив больше чем на шесть
месяцев. У него же договоры типовые, лежит на столе пачка бланков, только
фамилии, названия, сроки и суммы вставляй. Они, видно, у всех авторов права
только на полгода покупают, поэтому и в договор впечатали шесть месяцев, а переправить
он забыл. Или ему это вообще в голову не пришло. Очень мне хотелось ободрать
его на двадцать пять штук. А через полгода рукопись свободна. Если захочешь,
будет твоя.
Черт возьми, да она просто красавица. Королева! Принцесса
Греза! Нравится она ему или нет, но она будет для него самой красивой женщиной
Москвы на ближайшее время. А если отдаст все новые рукописи – то и первой
красавицей России. А уж если выпросить у нее права на переиздание всех романов,
в том числе и предыдущих, то Светлана Параскевич станет для Нугзара просто-таки
Мисс Мира. И пусть кто-нибудь только попробует удивиться, что Бокучава, давний
ценитель пышных форм и любитель рубенсовских женщин, вдруг резко изменил своим
вкусам.
– Светлана, знаешь, о чем я сейчас подумал? Если бы ты
отдала мне все рукописи из Лениного резерва, я мог бы запустить серию. Художник
разработает макет обложки, по которой посмертные романы великого Параскевича
можно будет отличить с первого взгляда. Я уже и название для этой серии
придумал: «Любовь и смерть». Полное собрание любовных романов писателя, увы,
ушедшего от нас. Как тебе?
– Заманчиво. Ты соображаешь быстрее Паши, это верно.
Мне нужно подумать над твоим предложением.
– Конечно, Света, конечно, – согласился
Нугзар. – Подумай. Но довольно о делах. Давай теперь поговорим о тебе.
– Обо мне? – удивилась она. – А что обо мне
говорить?
Нугзар внутренне собрался, как перед прыжком. Вот он, самый
ответственный момент. Сейчас или никогда. Самое главное – не промахнуться.
– Я никогда не говорил тебе некоторых вещей, потому что
ты была женой моего школьного товарища. Я понимаю, что после гибели Леонида
прошло слишком мало времени, но я все-таки скажу. Светлана, я всегда относился
к тебе не совсем так, как ты могла думать. И если ты этого не замечала, то,
значит, мне удавалось это достаточно успешно скрывать. Поэтому я хочу, чтобы ты
знала: что бы ни случилось, какие бы трудности в твоей жизни ни возникли, у
тебя есть человек, которому ты дорога и который сделает для тебя все, даже то,
что сделать невозможно. Я всегда буду твоей опорой, и на мою поддержку, помощь
и любовь ты можешь рассчитывать безо всяких условий. Надеюсь, мои слова не
обидели и не оскорбили тебя.
Она задумчиво посмотрела на него, отпила немного кофе и
аккуратно поставила чашку на блюдце.
– Я ценю твой порыв, Нугзар, но сейчас рано говорить об
этом. Давай останемся в рамках деловых отношений.
– Но я могу надеяться, что со временем мы вернемся к
этому разговору?
– Надеяться можешь. – Она слегка
улыбнулась. – Но я, со своей стороны, никаких обещаний не даю.
«Не даешь ты обещаний, – хмыкнул про себя
Бокучава. – А цепь взяла. И другие подарки возьмешь. А потом уже никуда не
денешься, жилочка ты моя золотоносная».
* * *
Отъехав от здания, где располагалось издательство «Вирд», на
несколько кварталов, Светлана Параскевич остановила машину возле
телефона-автомата.
– Это я, – весело сказала она, услышав голос
снявшего трубку мужчины. – Я еду от Нугзара.
– Как все прошло?
– Отлично! Тридцать пять тысяч и эксклюзив на два года.
– Значит, заглотнул наживку? Ты умница.
– Еще как заглотнул! Он хочет забрать все романы и
сделать серию. Но ему ужасно не хочется делиться, и он начал звать меня в
койку.
– Кто? Бокучава? Тебя? В койку?
– Ага.
– Вот сволочь!
– Да ладно тебе, ты что, ревнуешь? Никуда я от тебя не
денусь.
– Все равно неприятно. Ты не сказала ему, сколько у
тебя в резерве рукописей?
– Ну я же не маленькая! Хотя он ужасно хотел узнать.
Весь извелся от любопытства. Ты ел что-нибудь?
– Я тебя жду. Не буду без тебя обедать.
– Не глупи, милый, мне нужно еще заехать на работу, так
что я приеду не раньше пяти. Поешь, пожалуйста.
– Не буду. Мне без тебя все не в радость. Светка, если
бы ты знала, как я тебя люблю!
– И я тебя люблю. С каждым днем все сильнее.
– Сильнее, чем покойного мужа?
– Ну перестань дурачиться.
– Нет, скажи.
– Конечно, сильнее. Все, милый, я поехала.
