– Но зачем же тебе ездить, Сережа? Дай мне машину, я
сама все куплю.
– Ты не понимаешь. – Он улыбнулся ей терпеливой и
мягкой улыбкой. – Тяжести тебе носить нельзя, ты после аварии еще не
оправилась. Значит, сумки и коробки за тобой будет носить шофер. А это уже не
годится. Наша партия будет бороться с привилегиями, в рамках разумного,
конечно, но тем не менее я как один из ее лидеров не должен допускать, чтобы
шофер на глазах у всех таскал для меня продукты. Мы должны с тобой поехать на
моей машине и привезти все сами.
– Хорошо. – Она недоуменно пожала плечами. –
Тебе виднее, как лучше сделать.
Полдня в субботу они потратили на поездки по магазинам и
оптовым рынкам, загрузив продуктами вместительный багажник личной «Волги»
Березина. Их узнавали, им вслед оборачивались, и Сергей Николаевич был от души
рад, видя себя как бы со стороны: рослый, стройный, моложавый, в короткой,
хорошо сшитой куртке, в джинсах, подчеркивающих мускулистые длинные ноги, без
головного убора, смеющийся или весело болтающий с женой и без малейшего
напряжения несущий ящики, коробки, пакеты, сумки. И рядом с ним – Ирина, тоже в
куртке и джинсах (а как же иначе, ведь не на прием приехали, а в магазин за
продуктами), длинные русые волосы скрыты ярко-красной вязаной шапочкой, вокруг
шеи обмотан такой же ярко-красный длинный шарф. Он понимал, что каждый, кто
узнал его сегодня, обязательно начнет об этом рассказывать, и нужно приложить
максимум усилий к тому, чтобы извлечь из этого пользу. Он шел мимо прилавков и
останавливался только возле тех продавцов, на лицах которых замечал проблеск
узнавания. Зато он мог быть уверен, что сегодня же вечером друзья и знакомые
этих продавцов узнают, какой славный мужик этот Березин, как он любит свою жену
и заботится о ее здоровье, особенно после больницы, не разрешает ей покупать
то, что запретил есть врач, даже если сам Березин ужасно этот продукт любит, но
готов отказаться от него, чтобы не провоцировать Ирину. Березин сам таскает
коробки с продуктами, мальчиков на побегушках у него нет, а жене он не
позволяет тяжести поднимать. Да-да, сам таскает, ну и что, что тяжелые, он
здоровый, как молодой лось, ноги длинные, плечи широкие. Березин ездит на
собственной «Волге», ну что ты, какой там «Мерседес», обыкновенная «Волга»,
видно, не ворует, живет честно, но и не пентюх бездарный, иначе бы вообще на
трамвае ездил, а так все-таки на «Волгу» заработать сумел.
Вернувшись домой, они пообедали, и вдруг оказалось, что им
нечем заняться. До этого они ни разу не проводили выходной день дома вдвоем.
Когда Сергей с утра уезжал на работу, все было понятно: она готовит еду и
занимается сама собой, вечером он ужинает и смотрит телевизор, иногда
разговаривает по телефону, она убирает после ужина, смотрит маленький
черно-белый телевизор на кухне, потому что ей интереснее художественные фильмы,
а не политика, как ему. Потом они расходятся по своим спальням. А сегодня, в
субботу, придумав, чем занять первую половину дня и успешно осуществив свой
замысел, они совершенно не знали, что делать со второй половиной. Разговаривать
было не о чем, домашние дела Ирина все переделала на неделе, по телевизору о
выборах не говорилось ни слова, так что смотреть и обсуждать было нечего.
Молчание и безделье становились все более тягостными, а проживший в браке почти
двадцать лет Сергей Николаевич очень хорошо знал, что такое пустое молчание –
самая благодатная почва для скандала.
– Ириша, надо бы съездить к родителям, – осторожно
начал он. – Кто знает, что нам завтрашний день принесет. Если мы победим,
то потом начнется суматоха, будет очень много дел, я буду постоянно занят и уже
долго не смогу к ним выбраться.
– Конечно, Сережа, – кивнула она. – А мне обязательно
ехать?
– Ну что ты, – успокоил ее Березин, – все же
знают, что ты еще не очень здорова, так что никаких обид. Старики были бы рады
тебя видеть, но если ты не хочешь ехать – оставайся дома.
– Не то чтобы не хочу… – Она помолчала. – Но я
боюсь.
– Конечно, конечно, – закивал он. – Я все
понимаю. Ты не рассердишься, что я в субботу оставляю тебя одну? Я постараюсь
недолго, часам к девяти вернусь.
Родители Березина жили в Подмосковье, и визит к ним занял
достаточно времени, чтобы убить остаток дня, не рискуя испортить атмосферу
дома. Он вернулся, как и обещал, сразу после девяти. Закрывая машину, он поднял
глаза и с ужасом увидел, что в окнах его квартиры нет света. Что могло
случиться? Ирина куда-то ушла? Куда? Зачем? К своим старым приятелям? Господи,
этого только не хватало! Или привела кого-то и…
Холодея от дурных предчувствий, Березин ворвался в квартиру.
Ирина сидела на кухне и читала при свете бра, висящего прямо над столом.
Верхний свет был погашен во всей квартире, а плотные цветастые шторы, висящие
на кухне, не пропускали наружу неяркого света лампочки, поэтому с улицы окно
показалось Березину совсем темным.
– Господи, Ира, – задыхаясь, сказал он, – мне
показалось, что тебя нет дома. Я так испугался.
– Ну куда же я денусь, – спокойно улыбнулась она. –
Раздевайся. Чайник поставить? Я ватрушки сделала с творогом, очень вкусные.
– Ватрушки? Это замечательно! Это великолепно! –
Березин почти кричал. – Я буду ватрушки, я буду салат, который мы ели на
обед, и даже грибной суп, если он остался.
– Сейчас все подам. – Ирина закрыла книжку и
встала. – Разве тебя мама не покормила? Почему ты такой голодный? И почему
ты так нервничаешь? Что-нибудь случилось?
Сергей Николаевич вернулся на кухню из прихожей, облокотился
на косяк и закрыл глаза. Лицо его было необычно бледным.
– Я так испугался, Ира, ты даже представить себе не
можешь. Я подумал, ты ушла. Пошла к своим старым друзьям, и тогда все пойдет
прахом, потому что ты можешь попасть в неприятность, а тебя теперь каждый мент
узнает в лицо. Или, что еще хуже, совсем ушла, обиделась на меня за что-то и
ушла. Но это не главное, Ира, это все ерунда. Главное, когда я тебя увидел,
когда я понял, что ты никуда не ушла, что ты здесь, что ты по-прежнему вместе
со мной, я так обрадовался, что мне самому стало страшно. Ирочка, милая, я
никак не ограничиваю твою свободу, я имею в виду, что у нас не крепостное
право, и если тебе в какой-то момент не захочется больше жить со мной, ты
вольна уйти. Но я прошу тебя только об одном, я умоляю тебя, не делай ничего
неожиданно, не бей из засады, не стреляй в спину. Ладно? Очень многое для меня
поставлено на карту, но я совершенно не собираюсь ради этого калечить твою
жизнь. Не захочешь жить со мной – не надо, не мучай себя, но скажи мне об этом,
чтобы я мог как-то сгладить ситуацию, принять какие-то меры. Только не уходи
внезапно, без предупреждения, потому что я начну искать тебя через милицию, я
буду думать, что с тобой случилась беда, я всех подниму на ноги, а в результате
тебя найдут пьяную и с молодым любовником, и все мы будем выглядеть по-дурацки.
Если тебе станет тяжело со мной, я смогу отправить тебя, например, за границу и
всем говорить, что ты поехала получать образование, или работать по контракту,
или долечиваться, потому что после автокатастрофы у тебя начались осложнения со
здоровьем. Я сделаю все так, как тебе удобно, ты не будешь жить со мной, но
прошу тебя, Ира, я очень тебя прошу, не делай ничего внезапного и неожиданного.
Я должен быть твердо уверен, что ты меня не подведешь ни при каких
обстоятельствах, что я могу тебе доверять и на тебя положиться.
