Ирина слушала его и одновременно вынимала из холодильника
кастрюльку с супом, мисочку с салатом, масленку, банку со сметаной, резала хлеб
и выкладывала его красивой горкой на плоскую плетеную тарелочку. Она включила
плиту, чтобы разогреть суп, достала большой расписной поднос, составила на него
чистые тарелки и приборы, бутылку с минеральной водой и стаканы, хлеб, масло,
сметану, салат. Когда Березин умолк, она негромко сказала:
– Ты можешь на меня положиться, Сережа. Я – существо
достаточно разумное и не собираюсь тебя подводить. И я даю тебе слово, что если
захочу уйти от тебя, то у тебя будет по меньшей мере полгода на то, чтобы
сделать все тихо и к обоюдному удовольствию. Если я почувствую, что жизнь с
тобой делается для меня невыносимой, то еще полгода я точно смогу вытерпеть. А
то и больше. Я терпеливая, Сережа. Если бы ты знал, через что мне приходилось
пройти в моей прошлой жизни, если бы ты знал, какие вещи мне приходилось
терпеть, ты бы не сомневался в моих словах. Даю тебе слово, что никогда ничего
не сделаю тайком от тебя, у тебя за спиной или тебе во вред. И давай покончим с
этой темой. Помоги мне, пожалуйста, накрыть ужин в комнате.
У Березина почти что слезы навернулись на глаза. Боже мой,
как она похожа на ТУ Ирину! Одно лицо. Такие же глаза, те же губы, такой же
нос. И волосы. И руки. И рост. И в то же время как они не похожи. ТА была
непредсказуемой, непрогнозируемой, вспыльчивой, взрывной. Она могла дать слово,
уже в этот момент совершенно точно зная, что ни за что не будет его держать,
более того, давая слово, она уже обдумывала, как бы поскорее и половчее его
нарушить. Она постоянно лгала, нагло глядя в глаза и невинно улыбаясь. Она
обещала не напиваться перед ответственными мероприятиями, перед визитами,
которые наносили они сами или которые наносились им, и появлялась пьяная до
полной невменяемости. «Ну что ты, котик, – капризно надувала она
накрашенные губки. – Ты понюхай, от меня же не пахнет, я совершенно
трезвая». Запаха действительно не было, и первые два-три раза Березин на эту
удочку попался, только потом сообразив, что она принимает наркотики. С ней
никогда ничего нельзя было знать наверняка, она могла в любой момент подвести,
обмануть, подставить, нанести удар исподтишка, ляпнуть чудовищную глупость в
присутствии посторонних и потом долго хохотать, глядя на растерянное лицо
Березина и видя злорадство в глазах окружающих. ТА Ирина была адом, сущим адом,
проклятием, карой. А ЭТА? Неужели и вправду она совсем другая, неужели она
действительно нормальная спокойная женщина, ну пусть с сомнительным прошлым, но
с нормальными мозгами и нормальным характером? Женщина, с которой не нужно все
время быть начеку, постоянно ожидая неприятностей, каверз, а то и откровенных
гадостей и подлостей. Женщина, которая с удовольствием сидит дома, варит ему
обеды, в свободное время читает или смотрит телевизор, женщина, которую не
тянет «на волю, в пампасы», к мужикам, к выпивке, к громким пьяным компаниям и
веселым гульбищам, к опасным любовным приключениям и грязному поспешному
подзаборному траханью.
Внезапно ему захотелось сделать ей что-нибудь приятное. Он
вспомнил, с каким недоумением Ирина восприняла его требование накрывать обеды и
ужины в комнате. Сама она не любит находиться в комнате, почти все время
проводит на кухне, если не готовит и не моет посуду, то читает или смотрит
телевизор, но именно на кухне. Наверное, она так привыкла, ей так нравится,
решил Березин.
– Давай поужинаем здесь, – предложил он. –
Здесь так уютно, зачем таскать все это туда-сюда.
Она обрадовалась так явно, что Березин не сдержал улыбки, и
тут же принялась составлять все с подноса на стол. Суп закипел, Ирина поставила
ватрушки в духовку, чтобы немного подогрелись, и стала раскладывать салат по
тарелкам.
– Ирочка, ты, между прочим, прекрасно готовишь, –
заметил Сергей Николаевич, приканчивая грибной суп со сметаной. – Где ты
этому научилась?
– У меня обучение было теоретическое, – засмеялась
Ирина. – Только здесь, у тебя, я получила возможность практиковаться. Но
теоретическую часть, видимо, усвоила хорошо.
– Я что-то не очень понял. Там супчику не осталось?
– Сейчас налью.
Она встала, чтобы налить ему еще супу.
– Я очень рада, что тебе нравится, как я готовлю. Я все
время боюсь тебе не угодить.
– Глупости, – мотнул головой Березин. – Мне
очень легко угодить, я весьма неприхотлив в еде. Так что ты говорила насчет
теории?
– Пока я жила с мамой и бабушкой, меня, естественно, на
кухню не пускали. Мол, пусть девочка учится хорошо, а хозяйством заняться еще
успеет. Когда мама умерла, бабушка вообще всю домашнюю работу на себя взяла.
Она никогда не говорила об этом, но я думаю, она очень боялась, что я ее брошу,
а ведь у нее, кроме меня, никого на этом свете не осталось, мама была ее
единственным ребенком, а моего отца бабуля даже в глаза не видела, он какой-то
совсем случайный был. Ну вот, и она решила сделать так, чтобы стать для меня
совершенно необходимой и незаменимой. Она даже чашку сполоснуть мне не
позволяла, чтобы я, не дай бог, маникюр не повредила. Конечно, я тогда совсем
дурой была, шестнадцать лет, одни парни на уме да развлечения, школу кое-как
закончила и до смерти рада была, что бабуля меня не заставляет ничего делать. С
семнадцати я уже у Рината работала, мне же нужно было как-то объяснить бабушке,
почему я дома не ночую, наврала, что поступила в институт и мне дали место в
общежитии. Чтобы все было правдоподобно, институт выбрала дальний, аж в
Долгопрудном, а мы с бабушкой на самом юге Москвы жили, в Южном Бутове, там
даже городской застройки не было, только индивидуальные домишки-развалюхи,
которые от деревни остались. Поэтому она, конечно, не удивилась, что я
поселилась в общежитии. Мне из Южного Бутова до Долгопрудного часа три
добираться пришлось бы, если не больше. Потом и бабушка умерла. Слава богу, она
так и не узнала, в какую дрянь превратилась ее любимая внучка. Но суть не в
том, конечно. Просто, пока у меня еще был дом и возможности, мне ничего не
хотелось делать, я все на бабку спихнула. А потом, когда повзрослела, мне так
захотелось иметь свою семью, свой дом, свою кухню – ты представить себе не
можешь. Но было уже поздно. Ринат меня заарканил накрепко, график работы
чудовищный, мы продыху не знали. Если мне удавалось добраться до своей хаты, я
валилась спать без задних ног. Потом Бутово стали застраивать, хатку нашу
снесли, мне дали квартиру, а толку-то? Все равно я в нее приезжала только
поспать немного и дух перевести, помыться, переодеться – и назад, к Ринату. И
вот я начала читать кулинарные книги. Я их покупала, коллекционировала,
обменивалась ими, искала редкие и старинные. У меня их много. Я читала описание
какого-нибудь блюда и представляла себе, как стою на своей собственной кухне в
вышитом красивом фартуке и готовлю его для любимого мужа и детей. Некоторые
женщины так романы читают: уткнутся глазами в страницу и видят на месте героини
себя. А я кулинарные книги читала и млела от восторга. Глупая я, да?
Березин протянул руку через стол и ласково погладил ее по
щеке.
