Заточный ждал ее, как обычно, на платформе метро
«Измайловская», невысокий, худощавый, в куртке, накинутой поверх спортивного
костюма, и с непокрытой головой.
– На вас смотреть холодно, – улыбнулась Настя,
подходя к нему. – Как бы мне научиться не мерзнуть? А где Максим?
– Наверху, по киоскам бегает, ищет подарок для своей
девушки к Новому году.
Сын генерала заканчивал школу и собирался поступать в тот
самый Московский юридический институт, о бедах и проблемах которого так хорошо
был осведомлен Заточный. Иван Алексеевич всерьез занялся спортивной подготовкой
Максима, потому что нормативы для поступления в институт были довольно
суровыми.
Они вышли на улицу и не спеша пошли в сторону парка. Вскоре
их догнал запыхавшийся Максим.
– Здрасте, теть Насть, – бросил он на бегу и
помчался вперед.
– Чудно как-то, когда меня называют тетей, –
сказала Настя. – Сразу начинаю чувствовать себя старухой. Пусть ваш сын
называет меня просто по имени, ладно?
– Нет, не ладно, вы – человек, с которым я дружу, стало
быть, вы стоите на одной доске со мной. Между ним и вами дистанция должна быть
такой же, как между ним и мной. Понятно?
– Понятно, – вздохнула она. – В угоду вашим
педагогическим принципам я должна не только истязать себя ранним вставанием, но
и постареть лет на пятнадцать. Кстати, Иван Алексеевич, хочу задать вам вопрос,
который, наверное, надо было бы задать намного раньше. Вы живете вдвоем с
сыном?
Генерал помолчал, потом посмотрел на Настю в упор и коротко
ответил:
– Да.
Ей стало неудобно расспрашивать, но ведь ответа на свой
вопрос она, по большому счету, так и не получила. С Иваном Алексеевичем
Заточным Настя познакомилась меньше года назад, в марте, когда занималась
убийством, совершенным в «Совинцентре». Одним из подозреваемых оказался
подполковник Платонов, работавший в главке у Заточного. Подружились они как-то
на удивление быстро, и Настя еще долго недоумевала: отчего ей так нравится этот
невысокий лысеющий человек, причем нравится до такой степени, что это уже
граничило с влюбленностью. Именно тогда, весной, они и стали два раза в месяц
по воскресеньям гулять в Измайловском парке. Бродили по аллеям и разговаривали
ни о чем или просто молчали, а Максим или бегал взад-вперед, готовясь к кроссу,
или занимался на турнике. Иногда Насте приходилось звонить генералу домой, но
ни разу к телефону не подошла женщина. Более того, за столько месяцев
знакомства Заточный ни разу не упомянул ни о матери Максима, ни о своей жене,
поэтому Насте оставалось только теряться в догадках: женат ли Иван Алексеевич и
если женат, то на ком – на матери своего сына или уже на другой женщине. Женат?
Разведен? Вдовец? Холостяк, усыновивший чужого ребенка? Ей никогда не приходило
в голову спросить об этом. А если судить по краткости ответа, то генерал не был
расположен обсуждать тему.
– Анастасия, вас подключили к делу Параскевича? –
спросил Заточный.
– Сразу же, – кивнула она. – Только я не
понимаю зачем. По-моему, в округе прекрасно справились бы и без нас. Он же не
банкир и не рэкетир. Организованная преступность, которую вы так любите, там не
пляшет ни под какую музыку.
– Расскажите подробнее, – попросил генерал.
– Параскевич Леонид Владимирович, двадцати восьми лет
от роду, был убит при выходе из лифта в своем собственном доме. Застрелен из
пистолета с глушителем. Труп обнаружила жена Параскевича Светлана. Она ждала
его, но не особенно волновалась, потому что Параскевич был в гостях у приятеля.
Около часа ночи она подошла к окну, чтобы задернуть шторы, и увидела внизу, на
улице, машину мужа. Машина стояла как раз под фонарем и была прекрасно видна.
Светлана заметила, что машина странно поблескивает, а через секунду догадалась,
что ее уже успел припорошить снежок, стало быть, стоит она здесь не пять минут.
Она выскочила из квартиры и увидела мужа, лежащего у лифта. Вот, собственно, и
вся прелюдия. С точки зрения криминалистики ситуация абсолютно дохлая.
– Почему?
– Дело в том, что Параскевичи незадолго до несчастья
переехали в новый дом. Дом, конечно, роскошный, но пока еще не
телефонизированный. Это первое. Второе – в этом доме, как и в очень многих
других, квартиры, лифтовая шахта и лестница отделены друг от друга дверьми.
Более того, лестница на уровне каждого этажа имеет выход на балкон. Третье:
дом, как я уже сказала, только начал заселяться, жильцы друг друга совсем не
знают и своего от чужого отличить не могут. И вот представьте себе, выходит
Светлана Параскевич из своей квартиры, открывает дверь, отделяющую отсек с
квартирами от коридора с лифтами, и видит лежащего на полу мужа, не подающего
признаков жизни. Что она делает, как вы думаете?
– Кричит, наверное, – предположил Заточный. –
Или падает без сознания.
– Кричит, – подтвердила Настя. – На ее крик
долго никто не выходит, потому что на том этаже, где живут Параскевичи,
заселено только три квартиры из десяти, соседи друг с другом еще незнакомы и,
естественно, боятся. А на других этажах крик не слышен, хоть оборись. Наконец
выполз сосед, увидел лежащего Параскевича и обезумевшую Светлану и сообразил, что
нужно звонить в милицию. Он вообще оказался мужиком расторопным и неглупым,
подумал даже о том, что Светлане самой нужно оказать медицинскую помощь. Короче
говоря, побежал он по этажам и принялся звонить во все квартиры подряд с двумя
вопросами: нет ли у хозяев сотового телефона и нет ли среди них врача? Дом, как
я вам напоминаю, не телефонизированный. Врач, к счастью, нашелся, и телефон
сотовой связи тоже, так что милицию хоть и не сразу, но вызвать удалось. Вы же
понимаете, когда во втором часу ночи звонят в квартиру, должно пройти немало
времени, пока с вами начнут хотя бы через запертую дверь разговаривать, не
говоря уж о том, чтобы ее открыть. В доме двадцать два этажа, Параскевичи живут
на третьем, а телефон нашелся только у жильцов семнадцатого этажа. Прикиньте,
сколько времени наш расторопный сосед мотался по дому.
– Догадываюсь, чем дело кончилось, – усмехнулся
Иван Алексеевич. – Вокруг потерпевшего и его жены собралась хорошенькая
такая маленькая толпа, площадку, лифты и лестничный балкон затоптали, и к
приезду дежурной группы криминалистам можно было отдыхать. А что по выстрелу?
– Выстрел произведен от порога двери, отделяющей
лестницу от площадки с лифтами. Балкон выходит на ту же сторону, что и окна
квартиры Параскевичей. Видимо, убийца стоял себе на балкончике, покуривал, ждал
Леонида Владимировича. Увидел, как тот подъехал на машине, дождался, когда
жертва поднимется в лифте на свой этаж, и нажал на спусковой крючок. Просто,
выгодно, удобно. Знаете, Иван Алексеевич, если бы я была мэром, я бы запретила
утверждать архитектурные проекты без визы криминалистов. Уже лет двадцать пять
в Москве строят эти идиотские дома, в которых лифты, квартиры и лестницы
существуют отдельно, а на первых этажах никто не живет. Такое впечатление, что
они специально разрабатывали проекты домов, в которых удобно совершать
преступления. У меня родители как раз в таком доме живут, так в их подъезде в
течение шести месяцев произошло два совершенно однотипных убийства с
ограблением. И никто ничего не слышал, хотя жертвы орали как резаные, судебные
медики в один голос утверждали, что об этом свидетельствует состояние голосовых
связок. Короче говоря, Иван Алексеевич, никто не слышал, как стреляли в
Параскевича, никто убийцу не видел и никто, как водится нынче, ничего не знает
и даже не предполагает. По заключению судмедэксперта, смерть Параскевича
наступила в промежутке от ноля до ноля тридцати, то есть к тому моменту, как
его обнаружила жена, он уже не менее получаса лежал возле лифта мертвым. А если
бы она случайно не выглянула в окно или если бы Параскевич поставил машину в
другом месте, кто знает, когда его нашли бы. Так или иначе, у убийцы был вагон
времени, чтобы убраться с места преступления подальше.
