– Она сегодня, конечно, есть. Вас, таких психованных,
двое на всю Петровку, ты да она. Ей тоже дома неинтересно, она свою работу
больше жизни любит.
Светлана Михайловна Касьянова была грузной дамой средних лет
с вечно недовольным выражением лица и оглушительным веселым хохотом. Никакого
сидения дома с внуками она не признавала, а криминалистической экспертизе
служила горячо и преданно вот уже три десятка лет. Олег Зубов был ее учеником,
поэтому позволял себе называть ее «бабой Светой» даже в глаза и был, пожалуй,
одним из очень немногих сотрудников ГУВД, кто ее не боялся. Касьянова была
резка и весьма несдержанна на язык, грубила направо и налево, но, надо отдать
ей справедливость, если кому от нее и доставалось, то только за дело.
Настя стала звонить Касьяновой, но у той телефон был занят
наглухо. Проще было бы добежать до ее лаборатории, но не оставишь же Исиченко
здесь одну. Наконец в трубке раздались длинные гудки.
– Слушаю! – послышался хрипловатый громкий голос.
– Светлана Михайловна, это Каменская, добрый вечер.
– Шутить изволите, девушка. Чего ж тут доброго? Одна
морока.
– Светлана Михайловна, я насчет убийства Параскевича.
– А что там? Еще чего-нибудь накопали?
– Почти. Помните, ребята на лестнице коробку нашли?
– Было, – подтвердила Касьянова. – И что с
коробкой?
– Вообще-то я у вас хотела спросить, что с коробкой. Вы
ее, случайно, не выбросили за ненадобностью?
– Вы, девушка, меня не допрашивайте, вы не следователь.
Говорите, в чем суть.
– Появились данные, что в коробке лежало оружие, из
которого был убит Параскевич. Есть возможность это проверить?
– Когда нужно?
– Светлана Михайловна…
– Да ну тебя, Каменская, чего ты мне голову морочишь?
Дело кто ведет? Костя?
– Да, Ольшанский.
– Так почему ты мне звонишь, а не он? Он что, не знает
про эту несчастную коробку?
– В том-то и дело. Он на происшествие выехал, не могу
до него дозвониться. А надо срочно. Прямо сейчас.
Она произнесла последние слова и инстинктивно зажмурилась.
Такой наглости с бабой Светой никто себе не позволял. Просить ее провести
исследование в обход следователя, да еще в воскресенье вечером, да еще срочно.
Настя поняла, что может чувствовать камикадзе.
– Ну и нахальство у вас, девушка, – рявкнула
Касьянова и швырнула трубку.
Номер не прошел, уныло констатировала Настя. Придется ждать
Ольшанского. А потом выяснится, что коробку к делу не приобщили, и ищи ее свищи
по городским помойкам. Не зря же Касьянова даже разговаривать не захотела.
Похоже, коробки действительно нет. Плохо. Но остаются перчатки и куртка. Хоть
что-то.
– Вот, я написала.
Исиченко протянула Насте два листа, исписанных неровным и не
очень разборчивым почерком. Настя принялась читать, с трудом разбирая некоторые
слова и стараясь ничего не пропустить. Людмила полезла в сумку и вытащила
бутылочку из темного стекла, в таких продают жидкие лекарства в аптеках.
– Мне пора принимать лекарство, – пояснила она,
перехватив взгляд Насти. – Можно, я возьму стакан?
– Пожалуйста, – кивнула Настя, снова утыкаясь в
текст.
Она слышала булькающий звук – Исиченко, встав со своего
места и отойдя чуть в сторону, наливала жидкость из бутылочки в стакан. Теперь
она стояла спиной к Насте и пила, запрокинув голову. Когда она повернулась,
лицо у нее было странно отрешенным.
– Ну вот и все, – сказала она чуть сдавленным
голосом, снова сев на стул перед Настиным столом.
– Еще несколько минут, Людмила Борисовна, –
попросила Настя, не отрывая глаз от бумаги. – Я дочитаю. Может быть,
попрошу вас еще кое-что дописать, если вы что-нибудь забыли.
– Я ничего не забыла.
Настя насторожилась и отложила бумаги в сторону.
– Что случилось, Людмила Борисовна? – тревожно
спросила она.
– Ничего. – Исиченко вымученно улыбнулась и
взглянула прямо в глаза Насте. – Теперь уже все в порядке. Все хорошо.
Она дышала трудно и прерывисто и говорила, казалось, через
силу. Веки опустились, словно она боролась со сном.
– Вы плохо себя чувствуете? Может быть, пригласить врача?
– Не старайтесь… вы все равно… не успеете. Я ухожу к
Леониду… Теперь мы навсегда будем вместе.
Ее смуглое лицо стало землисто-серым, потом внезапно
сделалось багрово-коричневым. Настя схватилась за телефон.
– Вася! – отчаянно крикнула она, услышав голос
дежурного по городу. – Врача! Скорее!
Но тех нескольких минут, которые понадобились дежурному
судмедэксперту, чтобы добежать до Настиного кабинета, оказалось слишком много,
чтобы выпившая яд Людмила Исиченко смогла их прожить. Когда медик в сопровождении
Кудина ворвался в кабинет, она лежала на полу и была мертва. Окончательно и
бесповоротно.
Глава 8
Несмотря на позднее время, в метро народу было еще много. На
«Бауманской» из вагона вышла целая толпа пассажиров, и Насте удалось сесть в
уголке. Она все еще плохо понимала, что происходит вокруг нее. После внезапной
смерти Людмилы Исиченко ей никак не удавалось полностью взять себя в руки.
Начальник отдела, Виктор Алексеевич Гордеев, разговаривал с Настей сквозь зубы,
и было видно, что он очень сердит и расстроен, но при этом старался не
усугублять переживаний самой Насти.
– Иди домой, деточка, – сказал он ей, хотя в
голосе его не было привычной мягкости и сочувствия. – Завтра с утра
начнешь объясняться. Поспи, постарайся успокоиться. И продумай все с самого
начала, потому что объясняться тебе придется не только со мной.
Настя благодарно кивнула и поплелась домой. Перед глазами
все время вставало багрово-коричневое лицо Исиченко, и мысль о том, что
придется провести ночь в пустой квартире, казалась Насте чудовищной. Это был
один из тех крайне редких случаев, когда ей хотелось, чтобы дома ее хоть
кто-нибудь ждал. Пусть не муж, не друг, но хотя бы собака или кошка. Или даже
канарейка, или рыбки в аквариуме. Живая душа, дышащее и чувствующее существо.
Она боялась остаться ночью наедине с постоянно возникающим перед глазами лицом
умирающей женщины и острым чувством собственной вины за то, что не успела ее
остановить, спасти.
С каждой остановкой, приближающей ее к дому, этот страх
делался все сильнее, и Настя не выдержала. Она вышла из поезда, не доехав две
остановки до своей «Щелковской», и поднялась наверх, к телефонам-автоматам.
Иван Алексеевич Заточный был дома.
– Пап! – услышала Настя в трубке голос его сына
Максима. – Это тетя Настя.
Через несколько секунд генерал подошел к телефону.
