Некоторый свет на ситуацию пролил сам руководитель
факультатива Андрей Георгиевич Турин. Он пояснил, что Таня Григорьева была уже
давно влюблена в Гену Варчука и об этом все знали. Собственно, и на факультатив
по литературе она ходила только из-за Гены, потому что у самой не было ни
малейших способностей к филологии. Каждый раз после занятий она делала вид, что
ей нужно куда-то ехать, и провожала Гену до метро. Все об этом знали, но никто
Таню не дразнил, потому что всем хорошо был известен ее независимый и
свободолюбивый нрав. Она бы все равно не обиделась, а вот отомстить за глупую
выходку вполне могла.
Тогда, уже в начале ноября, перетрясли всех учеников старших
классов, всех Таниных знакомых, но не удалось найти ни малейшей зацепки.
Девочка как в воду канула.
– У вас есть список адресов всех старшеклассников и
знакомых девочки? – спросила Настя.
– Есть, а как же.
Юлов с готовностью раскрыл папку и вытащил оттуда
скрепленные вместе листы с фамилиями и адресами.
– Давайте смотреть, не живет ли кто-нибудь из них в
доме на Котельнической набережной.
– Я уже посмотрел, пока сюда к вам ехал.
– И что?
– В этом доме никто не живет.
– А близко, например, в соседнем доме?
– Понимаете, я очень серьезно занимался поисками
Тани, – смутившись, пояснил Саша Юлов. – И на всякий случай собрал
адреса не только самих ребят, но и их родственников. Понимаете, я исходил из
того, что если девочку куда-то заманили, чтобы изнасиловать, то ее скорее всего
приглашали на пустую квартиру. Это очень часто бывает квартира старшего брата,
дяди с теткой или деда с бабкой.
– И в доме на Котельнической… – подсказала Настя.
– … живет дедушка Гены Варчука.
– Прямо в том самом доме или хотя бы рядом?
– В том самом.
– Ясно. Найдите-ка этого учителя, Турина Андрея
Георгиевича. Варчук, как я понимаю, преспокойно ходит в школу, никуда бежать не
собирается?
– Так точно, Анастасия Павловна, исправно получает свои
пятерки и прекрасно себя чувствует.
– Ну и славно. Сначала мы побеседуем с Андреем
Георгиевичем. Когда с момента преступления прошло два месяца, а со следами
напряженка, нужно сделать все, чтобы преступник раскололся. Иначе мы фиг что
докажем. А нам нужно узнать как можно больше об этом Геннадии Варчуке.
Глава 16
Владимир Петрович Пригарин смотрел на Настю Каменскую с
неподдельным изумлением.
– Неужели вы думаете, что я могу вспомнить
обстоятельства почти тридцатилетней давности?
– Ну, не с ходу, конечно, – улыбнулась
Настя. – Я вам покажу карту роженицы, может быть, вы посмотрите свои
записи, и в памяти что-нибудь всплывет. И потом, я слышала, у вас феноменальная
зрительная память на лица. Я вам даже принесла фотографию этой женщины, правда,
не того периода, когда она рожала, на снимке она чуть постарше, но изменилась
мало.
– А почему такой интерес к этой роженице?
– Скорее не к ней, а к ее ребенку. Мы сейчас собираем
материалы для судебно-психиатрической экспертизы ее сына, поэтому нам важно
знать кое-какие подробности о состоянии здоровья матери и о течении родов. Вам,
как опытному врачу, это должно быть понятно.
– Конечно, конечно, – закивал Пригарин. – А
позвольте спросить, откуда вам известно про мою зрительную память? Неужели в
роддоме сказали?
– Слухами земля полнится, Владимир Петрович, –
уклонилась от ответа Настя.
Ей почему-то не захотелось упоминать Стасова. Они не смогли
поехать к Пригарину вместе, как собирались, у Стасова возникли какие-то
проблемы на работе, и Насте пришлось отправиться одной. Если бы они приехали
сюда вдвоем, Владимир Петрович и сам догадался бы, откуда Настя знает о его
замечательной зрительной памяти. Но она приехала одна и вот теперь, повинуясь
совершенно необъяснимому мотиву, не стала отвечать на такой простой и
безобидный вопрос. «Вот и я начинаю принимать немотивированные решения, –
усмехнулась она про себя. – Неужели у меня появилась профессиональная
интуиция? Да нет, скорее всего дурака валяю».
– Что ж, давайте посмотрим карту, – сказал
Пригарин.
Настя протянула ему карту, Владимир Петрович взглянул на
фамилию, и что-то в его лице резко изменилось.
– Нет, я совершенно не помню эту роженицу.
– Прочтите, пожалуйста, ваши записи. Я, к сожалению,
плохо разбираю ваш почерк. Почему понадобилось делать чревосечение?
Он внимательно прочел все записи, начиная с самой первой
строчки. Насте стало казаться, что он вчитывается в текст с преувеличенным
вниманием, и это ей почему-то не понравилось.
– У этой роженицы была сильно выражена астматическая
компонента, – наконец сказал Пригарин. – Она никогда не занималась
спортом, никогда не дышала с такой частотой, как это приходится делать при
родах, и при наличии астматической компоненты она могла просто задохнуться.
– Понятно. А на здоровье ребенка эта компонента могла
сказаться?
– Безусловно. Хотя и утверждать категорически я бы не
взялся. Видите ли, любые проблемы с нормальным дыханием – это проблемы с
поступлением кислорода в организм. Нарушение кислородного обмена у беременной
вполне может вызвать самые разнообразные нарушения у плода.
Настя вдруг бросила взгляд на его руки, держащие карту, и
увидела, что они сильно дрожат. Испугался, что ли? Интересно, чего? Или просто
разнервничался? Тоже любопытно.
Они проговорили еще около получаса, Настя подробно
выспрашивала Пригарина о том, может ли нарушение кислородного обмена привести к
нарушениям в психике ребенка. Но саму роженицу Владимир Петрович так и не
вспомнил – ни по фамилии, ни по фотографии. Что ж удивляться, подумала Настя,
столько лет прошло.
Ей очень хотелось закурить, но в квартире Пригариных табаком
не пахло, она поняла, что здесь не курят, и мужественно терпела. Попрощавшись с
доктором-пенсионером, она вышла на лестничную площадку и вызвала лифт, но,
когда двери кабины открылись, передумала и не стала входить. Пригарин жил на
последнем этаже, рядом с его дверью находилась лестница, ведущая на чердак.
Настя присела на нижнюю ступеньку и вытащила сигареты. Не успела она сделать и
двух затяжек, как из-за двери Пригарина послышался его голос:
– Виктор? Это я.
Настя поняла, что Владимир Петрович разговаривает по
телефону. Она вспомнила его преувеличенное внимание к карте Галины Ивановны
Параскевич, его дрожащие руки и прислушалась.
– Ко мне приходили из милиции. Нет, не то. Нет, насчет
Параскевича. Виктор, что происходит? Я ничего не понимаю. Откуда все это
полезло? Да не психую я, а просто мне это не нравится. Насчет родов спрашивали.
Да. Да. Нет, сказал, что не помню. У нее в карте записана астматическая
компонента. Нет, с этой стороны все нормально, но я не понимаю, почему именно
сейчас… Ладно. Хорошо, договорились.
