* * *
У Юры Короткова все было сложнее. Во-первых, даже в те
редкие дни, которые действительно получались выходными, он не мог спокойно
отдыхать дома, потому что жил в маленькой двухкомнатной квартире с женой, сыном
и парализованной тещей. Во-вторых, его любимая женщина Люся предупредила, что,
вполне возможно, сумеет освободиться от жесткого супружеского надзора и
провести с Юрой несколько часов. Она обещала позвонить, как только сможет
вырваться, и Юра, разумеется, тут же помчался на работу, чтобы без опаски и
оглядки терпеливо ждать ее звонка.
Поэтому 2 января Саша Юлов, которому в этот день выпало
дежурить по отделению, нашел Короткова не дома, а в кабинете на Петровке.
– Что нового по Турину? – спросил Коротков, с
трудом скрывая разочарование оттого, что в трубке послышался голос не Люси, а
молодого оперативника.
– Практически ничего. Он действительно никуда не ходит
и почти ни с кем не общается. Я встречался с его бывшей женой, она
характеризует Андрея как романтика-недотепу. Она считает, что он ни в коем
случае не мог совершить насилие над женщиной, а тем более над девочкой.
– Ну, что там она говорит и считает, это дело десятое.
Я таких аргументов не принимаю. Не может совершить традиционного изнасилования
только тот мужчина, у которого отсутствует половой член. Все остальные могут, и
всех остальных можно подозревать, – жестко ответил Юрий, который за много
лет работы в розыске так и не привык к убитым и изнасилованным детям и каждый
раз делался слепым и глухим от ярости и ненависти к преступнику. – А что
ты имел в виду, когда сказал, что Турин почти ни с кем не общается?
– Я наблюдал за его квартирой два дня подряд. Он ни
разу не вышел на улицу, но к нему приходила женщина. Она приезжала на машине,
поэтому я ее легко установил.
– Кто такая?
– Параскевич Светлана Игоревна, прописана в Москве,
шестьдесят седьмого года рождения. Алло! Юра, ты куда делся? Алло!
Разъединилось, что ли? Алло!
– Я здесь, – ответил Коротков. – Повтори еще
раз.
– Параскевич Светлана Игоревна. Что будем делать?
Начнем ее разрабатывать или переключимся на Гену Варчука?
– А ты по Варчуку что-нибудь успел сделать?
– Я собрал сведения о его друзьях по месту жительства и
по дому на Котельнической. Оказалось, что Гена раньше подолгу жил у деда,
потому что дед у него в прошлом какой-то крупный деятель и у него квартира
огромная, а там, где Гена жил с родителями, было тесновато, они вообще ютились
в коммуналке, пока кооперативную квартиру не построили. Поэтому на Котельниках
у Варчука полно приятелей. Но ребят я пока не трогал без твоей команды.
– Правильно сделал. Значит, так, Саня, команду ты от
меня, считай, получил, начинай заниматься друзьями Варчука. А Светлану Игоревну
не трогай.
– Почему? Ты с ней знаком и уверен, что она ни при чем?
– Ну, к изнасилованию-то она точно отношения не
имеет, – усмехнулся Коротков. – А то, что она про Турина может
рассказать много интересного, это наверняка. Но ведь и Турин может кое-что о
ней рассказать, коль они знакомы. Вот это как раз мне и надо. Ну-ка давай еще
разочек с подробностями, где и когда ты ее засек.
Юлов терпеливо пересказал со всеми деталями ту сцену,
которую увидел из окна квартиры одинокой бабульки, и назвал Короткову номер
машины.
– В чем она была одета?
– Короткая шубка, голубоватая такая, черные брюки,
узенькие. Шапки на ней не было, голова непокрытая. А чего она натворила-то?
– Да бог ее знает, может, и ничего. Только когда
неутешная вдова начинает слишком быстро утешаться с другим мужчиной, это всегда
наводит на разные мысли.
– А она что, вдова? – удивился Юлов. – Она же
молодая совсем.
– Так у нее и муж был молодой, они ровесники. Мы как
раз его убийством занимаемся.
– Ах вон что…
После разговора с Юловым Коротков попытался дозвониться до
Анастасии, но в этом трудном деле не преуспел. Ее домашний телефон был занят
намертво. Он предпринял уже около десяти попыток, когда позвонила Люся и
сказала, что может выходить из дома. Разумеется, Коротков тут же сорвался с
места, мысленно наказав себе не забыть дозвониться до Каменской хотя бы из
уличного автомата. Но поскольку возможность встретиться с Люсей выпадала не так
уж часто, цена такому наказу была, честно говоря, невелика.
* * *
Конечно, опасения Стасова оправдались, Маргарита успела
вернуться из своей заграничной поездки до праздника и тут же забрала Лилю.
Новый год он встретил вдвоем с Татьяной, но сам факт встречи можно было считать
чисто условным. Минут за двадцать до наступления торжественного момента они
вдруг ни с того ни с сего занялись любовью, телевизор, правда, при этом
оставался включенным, и, когда начали бить куранты, Татьяна испуганно
воскликнула:
– Ой, Димка, а Новый год-то!
Они выскочили из постели, оба голые, Стасов быстро открыл
бутылку шампанского, они торопливо чокнулись, проглотили залпом
зеленовато-золотистую жидкость и нырнули обратно под одеяло. Примерно через
полчаса они накинули теплые халаты, с завидным аппетитом поели и снова улеглись
в постель, разговаривая и одним глазом поглядывая в телевизор, где по всем
программам им предлагали современную интерпретацию старых песен.
– Знаешь, – рассказывал жене Стасов, – у меня
такое странное чувство появилось… Я стал думать, что, может, зря ушел со
службы.
– Откуда такие мысли? – удивилась Татьяна. –
Полгода еще не прошло с тех пор, как ты с пеной у рта мне доказывал, что ты
ненавидишь свою службу.
– Мне поручили частное расследование обстоятельств
осуждения одного бизнесмена, совершившего убийство. Он хочет доказать свою
невиновность и добиться пересмотра дела и оправдательного приговора. Но
убийством этим занимались мои бывшие коллеги, ребята из моего главка. И вот,
понимаешь ли, Танюша, какая штука: чтобы отработать свой гонорар и доказать
невиновность этого Досюкова, я должен найти следы явной недобросовестности
своих ребят, может быть, просто ошибки и недоработки, а может быть, и улики,
говорящие о том, что они преднамеренно вели дело к обвинению и осуждению
Досюкова. Но чем больше я копаюсь в этом деле, тем больше убеждаюсь, что наши
ребята сработали на совесть. То есть я доверия клиента не оправдываю, я не
смогу помочь ему доказать его невиновность, но меня это, черт возьми, радует.
Понимаешь? Радует! Мне приятно, что мои коллеги не ударили лицом в грязь, что
они честно и добросовестно отрабатывают свою зарплату. Эдакое чувство
корпоративной гордости.
– А что клиент? Он действительно невиновен, как тебе
кажется? Или просто блефует?
– Трудно сказать. Все говорит о том, что он виновен. А
он упирается, и меня это как-то… настораживает, что ли. На что может
рассчитывать человек, когда против него такой набор доказательств? Должен же у
него быть элементарный здравый смысл! Я никак не могу понять, что за всем этим
стоит – его безмерная наглость или его истинная невиновность.
