Я поняла. Я взглянула на маму — пристально так на нее посмотрела… И все поняла, и ничего не стала выяснять. Заставила себя улыбнуться и пожелала ей удачи. Мамины глаза затуманились, и вчерашняя тушь потекла. Она потянулась ко мне через стол, и ее нейлоновая ночная рубашка угодила в мою чашку с хлопьями. Мама крепко меня обняла. Я в последний раз вдохнула запах ее пудры. Она погладила меня, потом провела рукой по своим взлохмаченным волосам, потрогала мокрую от молока с хлопьями ночную рубашку и сказала, что, пожалуй, ей сейчас лучше пойти в душ и привести себя в порядок.
— Чем ты собираешься сегодня заниматься? А, милая?
Я знала, что буду делать. Как только мама скрылась в ванной, я подошла к ее сумке, взяла из нее немного денег, потом, схватила свою сумку и смылась, оставив ей записку:
"Все в порядке, мама. Знаю, я тебе не нужна. Все будет хорошо. Взяла у тебя десять фунтов на проезд, но обязательно накоплю денег и вышлю долг, честное слово. Большое спасибо за все.
С любовью, Трейси".
Записка получилась немножко помятой и грязной, но переписывать было некогда. Мне нужно было маму предупредить. Пусть знает — я не воровка. Потом я вышла и медленно-медленно закрыла входную дверь, чтобы она ничего не услышала. И побежала. Я все бежала, бежала и бежала. А куда, не знаю. Идти-то мне было некуда!
Я могла вернуться к Кэм, но она, наверное, теперь меня не захочет. После всего, что было. Какая же гадость тогда из меня полезла! Даже не хочется писать об этом в книге. И все ради того, чтобы ее обидеть. Было невыносимо трудно выбирать между Кэм и мамой, и я решила обидеть Кэм. Это оказалось совсем легко. Теперь она ни за что не захочет взять меня обратно!
Вот как я просчиталась, и теперь мне некуда идти.
Нет, есть куда!
Знаю, куда я сейчас пойду!
В разрушенном доме
Я легко нашла дорогу. Это оказалось проще простого. Села на поезд, потом на автобус, позавтракала в «Макдоналдсе». Было здорово!
НИКТО мне не нужен! Ни мама, ни Кэм. Сама о себе позабочусь! Это совсем нетрудно. Нельзя сказать — у меня над головой нет крыши. Есть! Целый дом в моем распоряжении. Только в моем.
Ну, иногда приходится его делить. Видно, кто-то занимался хозяйством. В «холодильнике» на кухне были банки с кока-колой и шоколад «Кит-Кат». Стоял картонный совок с веником — можно хорошенько подмести пол. Гостиная была любо-дорого посмотреть! В ней красовался совсем новый «телевизор с видеомагнитофоном». На столе — скатерть с вышивкой и три прибора. Три стула разной величины, как в сказке про «Трех медведей»: большой для Футболиста, средний для меня, а самый маленький для Александра. Сам Александр, сидя на специальном коврике, мастерил что-то необыкновенное из серии «Идеальный дом».
— Трейси! — сказал он, и глаза его засветились.
Было очень приятно, что хоть кто-то мне обрадовался, и я, сжав его костлявое плечо, сказала:
— Привет, Чиппендейл!
Александр уставился на меня:
— Чип?.. — спросил он. — Это ты про огромных потных мужиков, которые раздеваются догола? Опять ты меня дразнишь, Трейси?
— Эх, Александр! А еще все говорят, что ты умный! Нет, я имею в виду Чиппендейла, который прославился своей мебелью. Был в истории человек — модные стулья делал, помнишь?
— А, понял, — сказал Александр, деловито мастеря два желобка из одного куска картона.
— Опять стул, маэстро?
— Нет, сейчас я делаю книжный шкаф. Он нам пригодится. Будем хранить в нем книги. Я бы держал в нем своего «Александра Великого». А ты — дневник.
— Какой дневник?
— Ну, тот, который ты ведешь, в толстом фиолетовом блокноте.
— Если ты совал нос в мой фиолетовый блокнот, я тебе глаза выколю!
— Я бы не осмелился, Трейси. Ой! — Александр закатил глаза. — Надеюсь, больше не будешь меня испытывать?
— Пока нет. Итак, что ты здесь делаешь, Александр? Я думала, ты больше не придешь.
— Знаю. Папа меня убьет, если до него дойдет, что я опять прогуливаю. Я пришел в школу и начал изо всех сил хромать, а мистер Кохран, учитель физкультуры, сказал, что я жалкий замухрышка, но все равно должен играть. Я попробовал побегать. Меня толкали. Это было очень больно, и я чуть не заплакал. Мальчишки стали обзывать меня плаксой и еще сказали, что это лишний раз подтверждает, какой я слабак. Тут кто-то придумал: «Огурчик-придурчик», и все хором стали меня дразнить.
— В общем, картина мне ясна, — сказала я. — Все же это не конец света.
— А мне кажется, он близок.
— Какие-то бестолочи тебя обзывают, и один учитель к тебе придирается. Подумаешь — горе какое! Хочешь знать, как меня обзывают? Миссис Вырвет Бэгли ко мне прямо неравнодушна. Постоянно цепляется, когда я в школе. Спорим, некоторые учителя в тебе души не чают, потому что ты зубрила да еще такой умный!
— Ну… — задумался Александр. — Да, я нравлюсь мистеру Берстайну и мистеру Роджеру, а миссис Беттерстолл говорит, что я…
— Да, да, да! Теперь понимаешь? И я уверена, что твой ужасный отец тебя очень любит, иначе бы он так себя не вел. А у меня вообще отца нет, понял?
— Зато у тебя есть мама, — сказал Александр, прилаживая полку к книжному шкафу.
Он стал показывать мне книжный шкаф, чтобы я могла им полюбоваться. Вдруг заметил выражение моего лица и вспомнил:
— Да, а как твоя мама?
— А что моя мама? — свирепо спросила я.
— Ты же собиралась у нее остаться!
— Ага. Только, если хочешь знать, что-то мне там надоело.
— Разве она тебе не все купила, что ты хотела?
— Ну купила. Целую кучу всего! Смотри! — И я сделала пируэт в своих военных штанах.
— Ах да, — быстро сказал Александр. — Брюки. Да, классные! Ты замечательно выглядишь, Трейси.
— Вот и нет! — сказала я, садясь рядом с ним. — Мама говорит, что я выгляжу смешно.
— Ну, ты же смешная, Трейси, — сказал Александр. — По-моему, это комплимент. Трейси… что произошло у тебя с мамой? — Он робко погладил меня по коленке. — Разве ты ей не понравилась?
Я резко от него отодвинулась.
— Ничего плохого. Говорю тебе, мама от меня без ума. Все время вокруг меня суетилась. Вдруг я подумала: «А кому это надо?» Мне она не нужна.
— А, тебе нужна Кэм, да? — спросил чрезвычайно довольный Александр. — Получается, я был прав?
— Неправ, неправ и еще раз неправ, — ответила я, скрестив руки на груди. — Мне она не нужна.
Александр не сдавался:
— Ну, тебе нужны Футболист и я. Мы же друзья!
— Вы мне тоже не нужны. Никто мне не нужен!
