— Конечно, конечно, Трейси. Но вот в чем беда. Видишь ли, когда Джули и Тед тебя удочеряли, мы им рассказали о тебе почти все. Включая кое-какие истории, случившиеся в первом приюте. Как ты заперла младенца в шкафу…
— Стива? Какой же он младенец! Противный маленький негодник, который вечно переворачивал нашу спальню вверх дном. Я просто убрала его в шкаф, чтобы спокойно навести порядок.
— Как ты затеяла игру в привидения с нехорошими последствиями…
— Помню! Малышня была в восторге. Я пряталась в укрытие, жутко завывала и выпрыгивала на них, завернувшись в простыню!
— И все до смерти пугались.
— Неправда! Они визжали от восторга! Если кто и боялся, так только я, потому что они были охотниками за привидениями, а я всего лишь маленьким несчастным призраком…
— Будь по-твоему, Трейси, но суть в том, что в твоих бумагах четко сказано: ты плохо ладишь с маленькими детьми.
— Грязная, чудовищная ложь! А как же Камилла? Я нянчилась с ней в самом первом детском доме, и она была от меня без ума. Правда!
— Я верю тебе, Трейси, однако… Понимаешь, Джули и Тед не хотят рисковать. Они боятся, что ты не уживешься с их ребенком.
— Поэтому меня надо выкинуть!
— Я же сказала — они хотят тебя навещать и даже водить в кафе.
— Ни за что! — заявила я. — Никогда больше не хочу их видеть.
— Трейси, ты поступаешь глупо. Все равно что отрезать нос, чтобы наказать лицо, — вздохнула Илень.
Ну она и придумала! Кто это на такое способен?
Представляете, как будет больно.
Почти так же больно, как уезжать от Джули и Теда.
Они хотели, чтобы я еще пару месяцев пожила с ними, но мне не терпелось убраться. И вот я снова на свалке ненужных детей. Джули и Тед дважды пытались со мной увидеться, но я к ним не вышла. Обойдусь без посетителей, покорно благодарю. Приехала бы мама. Интересно, где она сейчас? Почему она даже адреса не оставила? И как она сможет меня найти? Вот в чем загвоздка. Готова спорить, мама все время пытается меня разыскать, но не знает, где я живу. Когда она приезжала в последний раз, я жила у тети Пегги. Ну точно, мама поехала к тете Пегги, а эта старая карга отказалась говорить ей, где я теперь. Мама наверняка вышла из себя. А вдруг она узнала, что тетя Пегги меня шлепала, только представьте! Шлеп! Бум! Бац! Готова спорить, мама ей показала.
Как же я скучаю по маме.
Ясно, почему я не могу уснуть. Это желудок бунтует. Когда я плачу, мне всегда хочется есть. Что это я? Я вовсе не плакала. Я никогда не плачу.
Попробую-ка проскользнуть на кухню. Дженни наверняка уже спит мертвым сном. Решено, так и сделаю.
Вот я и вернулась. Устроила себе полуночный пир. Пальчики оближешь.
В буквальном смысле. Я мечтала о шоколаде, но нигде его не нашла. Наткнулась на открытую коробку хлопьев и как следует над ней потрудилась. А потом отправилась потрошить холодильник. Там оказалось мало съедобного. Сырая печенка на завтра, вчерашний холодный заварной крем. Я открыла масленку, запустила в нее палец, обмакнула в сахар и облизала. А что, вкусненько. Я лизнула еще и еще. Чтобы Дженни ничего не заподозрила, я оттопырила мизинец и ногтем прочертила следы, будто масло погрызли маленькие зубки. А потом нашлепала отпечатки мышиных лапок. Мыши любят масло, верно? Они едят сыр, а сыр — почти то же масло. Правда, в холодильник может забраться разве что мышь-скалолаз с ледорубом и в шипованных ботинках. Вскарабкается по голой отвесной стене пика Холода и превратится в супермышь с огромными мускулами, иначе как ей распахнуть тяжелую дверцу?
Может, Дженни будет самую капельку меня подозревать. А что толку? Она же не застукала меня пирующей у раскрытого холодильника.
Кое-кто меня все же видел. Уже не на кухне. Позже, когда я тихо кралась по ступеням наверх. На лестнице очень темно, и приходится все время смотреть под ноги. Дети часто бросают на лестнице погремушки, плюшевые игрушки и кубики. Если споткнуться и загреметь вниз, перебудишь всех.
Я осторожно нащупывала путь, когда с верхней площадки послышался тихий жутковатый стон. Я подняла глаза: в темноте колыхался белый силуэт, так похожий на призрака, что я чуть было не завопила.
Но Трейси Бикер голыми руками не возьмешь! Я никого не боюсь. Даже призраков. Так что я зажала рот рукой, чтобы сдержать крик, и поскакала наверх разобраться с этим несчастным пришельцем из потустороннего мира. Призрак оказался не призраком. Передо мной стоял испуганный, дрожащий Питер Ингем, сжимая в руках свои простыни.
— Что ты замышляешь, сопляк? — прошипела я.
— Ничего, — прошептал Питер.
— Ну конечно. Так, повел постельное белье на ночную прогулку.
Питер отвел взгляд.
— Намочил простыни, да? — сказала я.
— Нет, — пробормотал Питер. Он совсем не умеет лгать.
— Конечно, намочил. И несешь в туалет замыть, чтобы никто не догадался.
— Трейси, Трейси, не говори никому, — взмолился Питер.
— За кого ты меня принимаешь? Я не ябеда, — сказала я. — Тут нет ничего страшного. Завтра отведи Дженни в сторонку и тихонько расскажи ей о своей беде. Она тебе поможет. Она не рассердится.
— Правда?
— Правда-правда. А пока достань из сушилки свежее белье. И чистую пижаму. Господи, да ты ничего не знаешь. Сколько ты уже в детском доме?
— Три месяца, неделю и два дня, — сказал Питер.
— И только-то? Я провела по детским домам почти всю жизнь, — сказала я, вытаскивая простыни. — И как ты здесь очутился? Осточертел родителям? Я их не виню.
— Мама с папой умерли, когда я был маленьким. Я жил с бабушкой. Но она была совсем старенькая, и… и она тоже умерла, — шмыгнул носом Питер. — Больше у меня никого нет. Поэтому я здесь. Мне тут плохо.
— А кому тут хорошо? По сравнению с другими приютами тут еще прилично. Видел бы ты, где я жила раньше. Там детей избивают, запирают в чулане, морят голодом, а потом пичкают отбросами, притворяются, что накладывают тебе мяса, а на самом деле это рубленые черви и сушеные собачьи какашки…
— Замолчи, Трейси, — попросил Питер, хватаясь за живот.
— Кому это ты говоришь замолчать? — с притворной угрозой спросила я. — Давай ныряй назад к себе. И надень сухую пижаму. Ты весь дрожишь.
— Да, Трейси. Спасибо, Трейси. — Он помолчал, теребя в руках простыню. — Трейси, я очень хочу с тобой дружить.
— Зачем мне друзья? — сказала я. — Какой в них прок, если мама вот-вот приедет и заберет меня с собой. Дома у меня будут другие друзья.
— А-а-а, — очень грустно кивнул Питер.
