— Его надо вымыть.
— Он не любит, когда его моют. Вот поплавать он бы не отказался. Лола Роза, можно мы скоро сходим навестить настоящего Джорджа?
— Нельзя, конечно. Ты же видишь, как плохо мама себя чувствует.
— Пусть бы нас тетя Барбара сводила.
— Она ухаживает за мамой, ты же знаешь.
— Тогда ты нас своди.
— Ага, дожидайся.
— А почему ты не хочешь? Потому что боишься?
— Заткнись, Кендэл. Не приставай ко мне. Пойди посмотри, может быть, мама проснулась и хочет пить.
Тетя Барбара уснула, потому что она почти всю ночь не отходила от мамы.
— Я не хочу идти к маме. Она страшная.
— Не дури.
— Вдруг ее стошнит на меня?
— Не стошнит. Мне кажется, это у нее уже прекратилось. Она съела вареное яйцо и гренок, а потом суп в обед, и ее не стошнило.
Я предупредила Кендэла, что выброшу Джорджа на помойку, если он дотронется до моей открытки, и пошла сама проведать маму. Она лежала высоко на подушках и курила.
— Мама, тебе нельзя курить!
— Почему? Чтобы не заболеть раком? — рассмеялась она.
Тетя Барбара пошевелилась. Она плотно сидела в кресле, опустив голову на руки.
— Боюсь, что ее оттуда уже не вынешь, — шепотом сказала мама. — Придется ей так и ходить с креслом на заднице.
— Мама! Какая же ты вредная!
— Да, да, конечно. Слушай, Лола Роза, я умираю с голоду. Что у нас есть поесть?
— Могу дать тебе яйца с сухариками.
— Меня с души воротит от всей этой детской дряни. Сбегала бы ты в палатку за горячей картошкой!
Своих денег у нас по-прежнему не было, поэтому мне пришлось стащить кошелек тети Барбары из ее сумки. Я знала, что она не рассердится.
Я бежала к палатке сломя голову, подпрыгивая, как маленький ребенок. Обратно я шла ровным шагом, бережно держа большой, горячий, жирный пакет с картошкой, и наткнулась на Росса.
— Гляди-ка, малышка Лола Розочка! Ну что, пойдем поцелуемся?
— Нет, спасибо.
Я увернулась и помчалась к дому, едва касаясь асфальта, как мамины шпильки на моей картинке. Похоже, маме намного лучше. Самое худшее позади. Правда?
Глава двадцать вторая
Ужас
Я проснулась среди ночи от шагов, шепота и стонов. Тихо соскользнув с кровати, я помчалась в гостиную.
— Маму снова тошнит?
Тетя Барбара склонилась над мамой.
— Она очень горячая. Лола Роза, включи свет, я посмотрю на нее.
Я включила свет. На первый взгляд мама выглядела хорошо. Розовые щеки, блестящие глаза. Слишком розовые, слишком блестящие.
— У нее жар. Я думаю, надо везти ее в больницу, — сказала тетя Барбара.
— Нет, не хочу в больницу, — пробормотала мама.
— Ты больна, родная. Нужно сбить температуру. Лола Роза, помоги мне собрать ее вещи. Я повезу ее сейчас в больницу.
Я завернула маму в одеяло. Она вся горела, но при этом тряслась в ознобе.
— Что со мной еще приключилось, черт побери? — жалобно сказала она.
— Я думаю, это лейкоциты. Я читала кое-что о раковой терапии. — Тетя Барбара положила маме на лоб влажное полотенце. — Химия убивает их, поэтому у тебя нет сейчас никакой сопротивляемости инфекции.
— Ты всегда была такая умная, — сказала мама. — Ну и что будет дальше, доктор Барб? Это уже кранты?
— Да нет, конечно. Любишь ты из всего делать трагедию. Это быстро пройдет. — Голос тети Барбары звучал не очень уверенно. — Лола Роза, поцелуй маму на прощание.
Я поцеловала ее в обе розовые щеки:
— Ты поправишься, мама. Ты должна.
— Будем надеяться, — сказала мама.
Тетя Барбара взяла ее на руки, как ребенка, и понесла вниз по лестнице к машине. Я наблюдала из окна, как тетя Барбара открывает машину и осторожно укладывает маму на заднее сиденье. Машина тронулась. Я смотрела вслед красным огонькам. Потом в темноту, где они только что были. Голос Рока завел свою песню:
"Ты видела маму в последний раз".
— Заткнись! Это чушь. Ты чушь! Тетя Барбара сказала, что все скоро пройдет.
"А что она еще могла сказать? Но ты же знаешь, что это неправда. Мама умрет".
— Не умрет, не умрет, не умрет!
Я заткнула уши. Но голос был внутри:
"Она умрет, и ты ничего не можешь поделать".
— Я загадаю желание, буду молиться, пообещаю что угодно.
Мне вспомнились все волшебные сказки, которые нам читали в школе, где нужно было пройти опасное испытание, выполнить невозможное задание.
— Я сделаю все, что угодно.
"Действительно все?"
— Да, все!
"Хорошо. Чего ты больше всего боишься?"
— Отца!
"Сейчас он тебя уже не так пугает".
— Тогда чего?
"Что тебе снится в страшных снах?"
— Акулы.
"Правильно. Вот и иди в аквариум. Стань у витрины с акулами. Прислонись к стеклу, чтобы они подплывали к тебе совсем близко".
— Не могу!
"Стой там и отсчитывай шестьдесят секунд. Потом еще и еще — и так шестьдесят раз, пока не пройдет целый час".
— Но я закричу! Меня стошнит! Я не смогу!
"Даже чтобы спасти маму?"
Я понимала, что этот голос не настоящий, что все это я сама выдумываю. И в то же время он говорил что хотел, я ничего не могла с этим сделать.
Я представила, как мимо меня скользят огромные рыбьи головы, чудовищные неподвижные глаза, ряды острых зубов. Меня затрясло, как будто они уже плывут за нашим окном. Я не смогу.
Нет, смогу. Ничего тут нет трудного. Это может любой ребенок, запросто. Я должна постараться — ради мамы.
Я подошла к дивану и зарылась лицом в мамину подушку, вдыхая сладковатый запах ее духов. Тетя Барбара вернулась на рассвете. Лицо у нее было перевернутое. Увидев меня, она попыталась изобразить улыбку.
— Все в порядке, Лола Роза. Там в больнице за мамой присмотрят. Они сейчас накачивают ее антибиотиками.
— Я не пойду сегодня в школу. Мы с Кендэлом поедем в больницу.
— Нельзя, хорошая моя.
— Можно!
— Нельзя, потому что маму положили в специальный бокс. Тебе нельзя ее навещать, потому что ты можешь занести ей еще какую-нибудь инфекцию.
— Это я занесла ей инфекцию? — Мне стало совсем жутко.
