— Та, высокая. Чересчур взрослая для своих лет. Я ее давно недолюбливаю. Она осмелилась говорить гадости даже про меня за моей спиной, — ответила мама. — Что же она сказала тебе такого на этот раз, Мэнди?
— Я… я не помню.
— Ну же, милая, постарайся вспомнить, это очень важно, — попросил папа. — Нужно во всем разобраться, даже если тебе больно и неприятно вспоминать. Ты боишься эту Ким, да? Она тебя ударила?
— Нет!
— Ты не обманываешь нас, Мэнди? Она гораздо больше и сильнее тебя. Ты уверена, что не она толкнула тебя на мостовую?
— Нет, клянусь, я сама выскочила, — сказала я. — Прошу вас, хватит, мне неприятно об этом вспоминать.
Мама сидела с одной стороны от меня, папа — с другой. Мне было некуда отодвинуться, некуда вырваться, не уйти от расспросов.
— Конечно, неприятно, мартышка, — кивнул папа, — но нам надо знать. Что они сделали такого, что ты бросилась бежать без оглядки?
— Просто… Я просто хотела поскорее домой.
— Что они тебе наговорили? — не отступала мама.
— Сказала же — не помню! — закричала я.
— Мэнди… — Родители смотрели на меня с упреком.
— Мэнди, у нас не должно быть тайн друг от друга, — сказала мама.
— Ты можешь нам довериться, — сказал папа.
Но как я могла?..
— Ничегошеньки не помню, правда, — упрямо сказала я. — И голова болит, когда я напрягаюсь. Можно я посплю? Ну пожалуйста!
Им пришлось отступиться. Они тихонечко спустились вниз, а я осталась лежать в постели. За окном было светло. Я не привыкла ложиться спать так рано. Сна не было ни в одном глазу. Я думала и думала о Ким, Саре и Мелани. Я мечтала оказаться кем угодно, только не Мэнди Уайт. И я стала выдумывать, будто скучная, примерная отличница Мэнди Уайт исчезла, а на ее месте возникла… Миранда Радуга. Модная. Яркая. Накрашенная. Коротко стриженная. Сексапильно одетая. У меня были проколоты уши и нос. У меня не было ни мамы, ни папы. Я жила сама по себе в чудесной стильной квартире. Друзья оставались у меня ночевать. У меня была куча друзей, и все девчонки хотели, чтобы мы стали самыми-самыми близкими подругами.
Я заснула, ощущая себя Мирандой Радугой, но затем вошла мама, поправила сбившееся одеяло, я проснулась и вновь долго лежала без сна. Ночью гораздо сложнее притворяться кем-то другим, чем днем. Я крутилась, ворочалась с боку на бок под мерное тиканье часов и думала о том, что завтра снова придется идти в школу. Встретиться с Мелани и Сарой. И Ким…
Мама принесла мне завтрак в постель на оранжево-черном подносе. Она потрогала мой лоб, вгляделась в мое лицо.
— Что-то ты бледновата, Мэнди. И под глазами у тебя круги. Лучше тебе сегодня остаться дома, — решила мама.
Первый раз в жизни я была рада, что маме всюду мерещатся несчастья и болезни. Встреча с Ким, Мелани и Сарой откладывается. Я могу остаться дома. В безопасности.
Мама позвонила на работу и сказала, что ей нездоровится.
— Не такая уж это ложь, Мэнди, — виновато пояснила она. — Зуб все еще побаливает.
— Мам, я отлично справлюсь одна. Если хочешь, иди, — предложила я.
— Нет, милая, лучше я побуду с тобой, — ответила мама.
В последнее время мама разочаровалась в своей работе. Она работала секретарем директора одной компании, но старый директор уволился, и вместо него пришел новый, молодой. Мама была о нем невысокого мнения. Она работала на полставки, и вторая секретарша ей тоже не нравилась. Она, как и новый директор, была молоденькой.
Мама даже слегка вышла из себя, рассказывая мне о том, как не-ком-пе-тент-ны новый директор и вторая секретарша. Мне было неинтересно, и я слушала вполуха, умудряясь, впрочем, кивать в нужных местах. Потом мама решила поиграть со мной, но игра была мне в тягость. Наконец она ушла готовить обед, и я облегченно вздохнула. Начала было рисовать, но запястье стало ныть и болеть. Я рассерженно отшвырнула фломастеры. Они радугой рассыпались по ковру. Я встала, чтобы собрать их. Несколько штук откатились к самому окну. Я облокотилась на подоконник и выглянула наружу. В садике через дорогу девушка покачивала коляску.
Я знала, что в доме напротив есть младенцы. Миссис Уильямс усыновила двоих малышей из приюта. Но девушка, качавшая коляску, совершенно не походила на грузную миссис Уильямс в широком платье и пончо. Она была невысокой и яркой до невозможности. Вначале мне показалось, что ей лет восемнадцать-двадцать. Коротенькие шорты, майка, открывавшая живот, высоченные каблуки. Но затем я присмотрелась сквозь заклеенные очки и поняла, что передо мной девочка-старшеклассница, просто сильно накрашенная. У нее были короткие, весело торчавшие вверх волосы ярко-оранжевого цвета, как у моей плюшевой Оливии.
Девочка подняла голову и встретилась взглядом со мной. Она состроила рожицу и высунула язык. Помахала мне рукой. Будто встретила старую знакомую.
ЖЕЛТЫЙ
Когда мы садились пить чай, зазвонил телефон.
— Тебя. Мальчик! — заговорщицки прошептала мама, передавая мне трубку.
Я смотрела на трубку так, будто она вот-вот превратится в страшную змею и укусит меня. На другом конце провода раздался голос. Я с опаской поднесла трубку к уху.
— …хорошо, что ты уже вернулась из больницы, Мэнди. Ты ничего себе не сломала? Помнишь, как я в прошлом году сломал ногу и ходил в гипсе? Я просил всех написать на нем, кто что хочет. Помнишь, там был один неприличный стишок?
Всего-навсего Артур Кинг. Замирание сердца мигом прошло.
— Нет, я только потянула запястье, вот и все. Мне наложили повязку, но это обычный бинт, на нем ничего не напишешь.
— Ясно. Жаль. То есть — нет, наоборот, очень хорошо, я рад, что все обошлось.
— Угу.
— Ты точно не пострадала? У тебя нет сотрясения? Что-то ты едва говоришь.
— Это потому, что ты не даешь мне вставить слово.
Артур коротко хихикнул, будто тявкнула маленькая собачонка: «Ав-ав-ав», но в его голосе по-прежнему слышалось беспокойство.
— Мэнди…
— А?
— Гм… Мэнди… — повторил он, внезапно запинаясь.
— Ну что?
— Мне стыдно за вчерашнее. Я стоял, сложа руки, и слушал, как они тебя дразнят.
— Ну, не тебя же они дразнили.
— Я должен был тебя защитить.
— Что?! — Я фыркнула.
Артур Кинг даже ниже меня ростом, а на физкультуре, когда мы разбиваемся на команды, ни один капитан не хочет брать его к себе.
