Больше всего в определении Чодрон мне нравится ее честность – она признает, что сострадательность делает нас уязвимыми. Если мы повнимательнее взглянем на происхождение слова «сострадание», то поймем, почему обычно наша первая реакция на страдания других вовсе не сочувствие. Слова «сострадание» и «сопереживание» буквально означают «страдать с кем-то», «переживать с кем-то». Я думаю, что сострадание – наша естественная реакция. Первая инстинктивная реакция на боль – свою или чужую – самозащита. Мы защищаем себя, пытаясь найти, на кого можно переложить вину. Иногда, чтобы спастись, мы осуждаем других или стараемся немедленно исправить то, что, по нашему мнению, не так.
Чтобы справиться с нашей склонностью к самозащите, учит Чодрон, нужно честно признаваться себе, что ты закрываешься от мира, и прощать себя за это: «Воспитывая в себе сострадательность, мы обращаемся к своему опыту во всей его полноте – к страданию, эмпатии, а также к злобе и страху. Так и должно быть. Сострадание не должно возникать в форме “целитель – страждущий”. Это отношения равных. Только поняв свою собственную сущность, мы способны познать сущность другого человека. Сопереживать по-настоящему означает признать нашу общую с другим человеком сущность»3.
В истории с моим выступлением в школе Эшли была готова шагнуть в темную бездну вместе со мной. И не для того, чтобы исправить меня, а чтобы просто быть рядом – как равной – и держать меня за руку, пока я бродила в потемках собственных чувств.
Границы и сопереживание
Один из самых высоких барьеров на пути к сопереживанию (и один из тех, о которых меньше всего говорят) – это наше неумение устанавливать для себя границы и привлекать других к ответственности. Возможно, это прозвучит странно, но я думаю, что понимание взаимосвязи между границами, ответственностью, приятием и состраданием помогло мне стать добрее. До нервного срыва я была более милой – могла злиться, осуждать и негодовать внутри, но внешне это не проявлялось. Сегодня я меньше склонна осуждать других и возмущаться и гораздо серьезнее отношусь к ограничениям. Не имею ни малейшего представления, как это выглядит со стороны, но я ощущаю, что стала сильнее, чем когда бы то ни было.
До исследования я много знала о каждом из этих качеств по отдельности, но не понимала, как они взаимодействуют. Меня потрясло, когда после опроса я осознала, что многие люди, действительно проявляющие сострадание, устанавливают для себя границы. Я была поражена.
Вот что я узнала: в основе сочувствия лежит приятие. Чем полнее мы принимаем себя и окружающих, тем более сострадательными становимся. Да, сложно принимать других такими, какие они есть, когда они делают нам больно, пользуются нами или плохо к нам относятся. Это исследование показало, что, если мы на самом деле хотим научиться сопереживать другому, нам нужно начать устанавливать ограничения и понимать, что люди несут ответственность за свои действия.
Наша культура основана на чувстве вины – мы хотим знать, кто виноват и как он за это заплатит. В личных отношениях, социальной и политической сферах мы вопим и показываем пальцем на виноватого, но редко возлагаем на людей, в том числе на себя, ответственность. Ведь мы слишком много злимся и негодуем, и у нас не остается сил на то, чтобы сделать разумные выводы и следовать им по жизни. Мы заняты тем, что яростно обвиняем других во всех грехах, и этот праведный гнев не оставляет места состраданию.
Не лучше бы было, если бы мы были добрее, но жестче? Не стала бы жизнь иной, если бы в ней было меньше злости и больше ответственности? Что изменилось бы у нас дома и на работе, если бы мы меньше осуждали других и с большим уважением относились к границам и проявлениям чужого «Я»?
Недавно меня пригласили поучаствовать в беседе с группой корпоративных лидеров, которые планировали провести в своей компании полную реорганизацию. Один из менеджеров проекта сказал мне, что, послушав мое выступление об опасности использования чувства вины как инструмента психологического манипулирования, понял, что применял этот метод по отношению к членам своей команды. Он признался, что когда не удовлетворен результатами работы, то ищет виноватых и критикует их на общих собраниях.
Он объяснил: «Я раздражаюсь. У меня есть двое подчиненных, которые меня никогда не слушают. Я разжевываю им все в мельчайших подробностях, я проверяю, поняли ли они, а они все равно делают все по-своему. У меня нет другого выхода. Я чувствую, что меня загнали в угол, и злюсь, а потом вымещаю свою ярость на них».
Когда я спросила его, какую ответственность несут подчиненные за то, что не следуют указаниям, он ответил: «Что вы имеете в виду под ответственностью?»
Я объяснила: «После того, как вы убедились, что они правильно поняли поставленные перед ними цели, объясняете ли вы им, с какими последствиями они столкнутся, если не будут действовать в соответствии с планом или не выполнят задач?»
Он сказал: «Я не разговариваю с ними о последствиях. Они и так знают, что нужно следовать указаниям».
Тогда я привела пример: «Хорошо. Что если сказать им, что в следующий раз, когда они нарушат ваши указания, вы вынесете им официальное предупреждение, а если и это не поможет, они потеряют работу?»
Он потряс головой и сказал: «Ну, нет. Это слишком серьезно. Мне придется связаться с людьми из отдела управления персоналом. С этим будет столько мороки…»
Устанавливать правила и возлагать на людей ответственность за их поступки – больший труд, чем винить и стыдить. Но это куда более эффективный метод. Чувство вины и стыда отравляет отношения между любимыми людьми, членами семьи, организации или общества. Во-первых, когда мы начинаем кого-то винить и критиковать, под прицел попадаем мы сами. К тому моменту, когда босс закончит унижать своих подчиненных на глазах у их коллег, объектом негодования тут же станет он сам.
Если мы не приучаем людей к тому, что их поступки влекут за собой определенные последствия, люди начинают пренебрегать нашими просьбами, угрозами и ультиматумами. Если мы просим детей не бросать одежду на пол, но они знают, что за непослушание на них максимум накричат, с их стороны вполне логично нашей просьбой пренебречь.
Нам трудно понять, как можно одновременно сочувствовать, принимать людей такими, какие они есть, и спрашивать с них по всей строгости. На самом деле это не только возможно, но и правильно. Мы можем напрямую обсудить с человеком его поведение, уволить работника, поставить студенту неуд на экзамене, наказать ребенка, и для этого необязательно их ругать или осуждать. Главное – не переходить на личности. Мы имеем дело с тем, как человек поступил в этом конкретном случае, а не с тем, какой он есть (мы поговорим об этом подробнее в следующей главе). Также важно не пугаться дискомфорта, который принесет с собой эта тактика. Для нас непривычно заставлять людей переживать последствия своих действий. Чтобы успокоить себя, мы начинаем их ненавидеть или убеждаем себя в том, что они это заслужили. В этом корень всех проблем. Когда мы уговариваем себя, что нам кто-то не нравится, чтобы его легче было наказать, мы втягиваем себя в порочный круг.
