– Значит, увидимся в субботу вечером, – сказала Лоррейн.
– В субботу вечером? О, конечно, на благотворительной ярмарке, – с теплотой произнесла Мадлен, чтобы скрасить впечатление от своей резкости. – Буду с нетерпением ждать. У меня новое платье.
– Нисколько не сомневаюсь, – откликнулась Лоррейн. – Я приду в костюме Элвиса. Никто не говорил, что женщины должны представлять Одри, а мужчины – Элвиса.
Мадлен рассмеялась, снова испытывая симпатию к Лоррейн, чей громкий хриплый смех будет задавать тон веселой вечеринке.
– Значит, увидимся там. Ой, послушай, какими благотворительными делами занимается Абигейл?
– Точно не знаю, – ответила Мадлен. – Собирает средства для «Эмнести интернэшнл». Может быть, это лотерея. По сути дела, надо сказать ей, что для проведения лотереи ей понадобится получить разрешение.
– Ммм, – промычала Лоррейн.
– Что? – спросила Мадлен.
– Ммм.
– Что? – Мадлен крутанулась на вращающемся кресле и столкнула с угла письменного стола папку из плотной бумаги, но успела подхватить ее. – Что происходит?
– Не знаю, – сказала Лоррейн. – Петра недавно упомянула об этом проекте Абигейл, и у меня возникло ощущение, что тут что-то не так. Петра глупо хихикала, выводя меня из себя и делая какие-то туманные намеки на то, что другие девочки не одобряют затею Абигейл, но Петра одобряет, что не так уж важно. Извини. Я говорю неопределенно. Просто мой материнский инстинкт немного меня подвел.
Теперь Мадлен вспомнила тот странный комментарий, появившийся на странице Абигейл в «Фейсбуке». Она совсем об этом забыла в приступе гнева по поводу отмены репетитора по математике.
– Я выясню, – сказала она. – Спасибо за подсказку.
– Возможно, это пустяки. Au revoir, дорогая. – Лоррейн повесила трубку.
Мадлен взяла мобильник и послала Абигейл эсэмэску.
Перезвони мне сразу же, как получишь это. Мама, целую.
Сейчас дочь должна быть на занятиях, и детям не разрешают пользоваться телефонами до конца учебного дня.
Терпение, сказала она себе, снова кладя руки на клавиатуру. Все правильно. Что дальше? Афиши «Короля Лира», который будет ставиться в следующем месяце. Никто в Пирриви не хочет видеть, как мечется по сцене безумный король Лир. Им подавай современную комедию. Им хватает шекспировских драм в собственной жизни, происходящих на школьной площадке для игр и футбольном поле. Но босс Мадлен настаивал. Продажа билетов пойдет вяло, и он станет винить Мадлен в слабом маркетинге. Это происходило каждый год.
Она вновь взглянула на телефон. Вероятно, Абигейл заставит ее ждать сегодня звонка допоздна.
– «Больней, чем быть укушенным змеей, иметь неблагодарного ребенка»
[3]
, Абигейл, – обратилась она к молчащему телефону. Часто присутствуя на репетициях, Мадлен могла цитировать большие куски из «Короля Лира».
Неожиданно зазвонил телефон, и она подскочила. Это был Натан.
– Не расстраивайся, – сказал он.
Глава 56
Насильственные отношения имеют тенденцию со временем усугубляться.
Прочитала она об этом в какой-то статье или это были слова, произнесенные Сьюзи холодным и бесстрастным голосом?
Селеста лежала на своей половине кровати, прижимая к себе подушку и глядя в окно. Перри отдернул шторы, чтобы она могла видеть море.
«Мы сможем, лежа в постели, видеть океан!» – захлебываясь от восторга, говорил он, когда они впервые осматривали дом и агент по недвижимости мудро заявил: «Оставлю вас, чтобы вы огляделись сами», потому что, разумеется, дом говорил сам за себя. В тот день Перри вел себя по-ребячески: бегал по новому дому, как взволнованный пацан, а не мужчина, намеревающийся потратить миллионы на престижную недвижимость с видом на океан. Его возбуждение немного испугало ее своим безудержным оптимизмом. Предчувствие не обмануло ее. Они определенно приближались к катастрофе. В то время она была на четырнадцатой неделе беременности. Ее тошнило, она распухла и постоянно чувствовала во рту металлический привкус. Она отказывалась верить в свою беременность, но Перри питал большие надежды, словно новый дом мог гарантировать успешный ход и завершение беременности, ибо: «Вот это жизнь! Вот это жизнь для детей рядом с морем!» В то время он даже никогда не повышал на нее голоса. Сама мысль о том, что он может ударить ее, показалась бы невозможной, непостижимой, абсурдной.
Она до сих пор испытывала потрясение.
Это было как-то очень, очень… странно.
Она пыталась донести до Сьюзи всю глубину своего потрясения, но что-то подсказывало ей, что все клиенты Сьюзи чувствуют то же самое. «Но нет, понимаете, для нас это действительно неожиданно!» – хотелось ей сказать.
– Еще чая?
В дверях спальни появился Перри. Он был по-прежнему в деловой одежде, но успел снять пиджак и галстук и закатал рукава рубашки. «Днем мне придется поехать в офис, но утром поработаю дома, чтобы присмотреть за тобой», – говорил он, помогая ей подняться с пола в коридоре, как будто она поскользнулась и ушиблась или ее застиг приступ головокружения. Не спрашивая Селесту, он позвонил Мадлен и попросил ее забрать мальчиков из школы. «Селесте нездоровится», – услышала она его слова, произнесенные с искренним сочувствием и заботой, словно он и вправду верил, что ее внезапно сразила неведомая болезнь. Может быть, он действительно в это верил.
– Нет, спасибо, – сказала она.
Она посмотрела на его красивое заботливое лицо, вздрогнула и увидела то же самое лицо, которое приблизилось к ней, а губы с издевкой произнесли: «Не чувствую раскаяния». И потом удар головой об стену.
Это так удивительно.
Доктор Джекилл и мистер Хайд.
Который из них злодей? Она не знала. Селеста закрыла глаза. Пакет со льдом помог, но боль переместилась в одно место и осталась там – чувствительная пульсирующая точка.
– Ну ладно. Если тебе что-нибудь понадобится, кричи.
Она чуть не рассмеялась.
– Обязательно, – сказала она.
Он ушел, и Селеста закрыла глаза. Она его смутила. Смутился бы он, уйди она от него? Почувствовал бы он себя униженным, если бы мир узнал, что его записи в «Фейсбуке» не отражают историю в целом?
– Вам необходимо принять меры предосторожности. Для женщины, которую избивает муж, самое опасное время – когда она разрывает отношения, – неоднократно повторила Сьюзи на последней консультации, словно доискиваясь ответа, который Селеста не могла ей дать.
Селеста не приняла этого всерьез. Для нее всегда главным было решить – остаться или уйти, как будто разрыв означал бы конец истории.
