– Сменить? – спросила она.
– Спасибо, уже не болит. – Дуло стащил со лба платок, отдал жене и уселся на кровати рядом с ней.
Посидев молча, он предложил:
– Давай поговорим…
– Я не знаю, о чем.
– Можно о Пушкине.
– Я про него уже все рассказала.
– Ну, хоть сказку какую-нибудь…
– Ты все их уже слышал.
– Может, о чем-то интересном читала?..
Полина повернулась к нему:
– Есть одна тема, но это скорее предположение, чем проверенный факт. Знаешь, в таких случаях говорят: «так могло быть», а не «так было».
– Давай, – кивнул Дуло и добавил чуть слышно: – Заодно людей просветим.
– В общем, эта версия касается происхождения Пушкина. Общепринято мнение, что прадед его, Абрам Петрович, до крещения Ибрагим и впоследствии Ганнибал, родился в Абиссинии, оттуда его привезли к Петру Первому…
– Где это? – спросил Дуло.
– Что?
– Абиссиния.
– В Эфиопии, – ответила Полина.
– То есть раньше была Абиссиния, а теперь Эфиопия? – уточнил Сергей.
Полина задумчиво посмотрела на мужа, стараясь понять, с каких пор он стал интересоваться такими вещами.
– В общем-то, да.
– Тогда продолжай, – сказал он.
* * *
– Ну, что? – Беленков приблизился к монитору и взял наушник.
– Говорят, – доложил лейтенант.
– Имена какие-то называли?
– Называли.
– Та-а-ак…
– Абрам Петрович…
– Еврей? – Беленков оживился. – Оч-ч-чень хорошо.
– Абиссинец.
– Что?
– Он абиссинец, – четче повторил лейтенант.
– Это где-то в Южной Америке?
– В Эфиопии.
– Эфиопия – это страна, – нравоучительно сказал Беленков. – При чем здесь Абиссиния?
– Она там раньше была, – лейтенант стащил с головы наушники, – когда не было Эфиопии.
– Дурака из меня делаешь? – холодно спросил Беленков.
– Никак нет.
– О чем еще вели речь?
– О Пушкине.
– Что?
– Про Пушкина говорили.
Сдерживая себя, Беленков тихо спросил:
– Еще?..
– Про Ганнибала.
Полковник бросил наушник и вышел из кабинета.
* * *
Начав рассказывать без желания, Полина в конце концов разошлась:
– Существует еще одна версия. Сразу оговорюсь: я не очень в нее верю. Говорят, что незадолго до смерти Абрам Петрович Ганнибал описал историю своего рождения, но потом сжег рукопись.
– Почему?
– Из страха. Ведь речь шла, ни много ни мало, о его родстве с Домом Романовых.
– Неужели в жилах Пушкина текла царская кровь? – спросил Сергей.
– Это вряд ли… Вкратце история такова: за десять лет до появления в России Абрама Петровича Петру Первому привезли еще одного арапчонка, которого при крещении нарекли Алексеем. Имя это он получил, как считают, в честь своего отца Алексея Михайловича, второго из династии Романовых. Таким образом, одна и та же семья отправила к русскому царю двух родных братьев.
– Значит, Петр Алексеевич, он же Петр Первый, был родным братом Алексея Алексеевича, арапчонка, присланного царю? – изумился Сергей.
– Справедливости ради нужно сказать: никому не известно, в каком возрасте приехал старший брат Ганнибала, возможно, уже юношей.
– А кем была его мать?
– Вот здесь начинается самое интересное. Начнем с того, что одна шведская королева – Кристина Ваза – взяла и отказалась от престола в пользу своего кузена.
– Почему?
– Надоело быть королевой, и она решила начать путешествовать. В день коронования своего преемника она переоделась в мужскую одежду, покинула родину и с девятью служанками отправилась в тур по Европе. В каком году, неизвестно, но она добралась до Москвы. Царствующий тогда Алексей Михайлович Романов, отец Петра Первого, принял ее с почетом и поселил при дворе. Сама Кристина была некрасива. Хромая, одно плечо выше другого. Но среди ее служанок были еще те штучки. С одной из них, чернокожей Македой, царь завел шашни, в результате чего она забеременела. Когда Кристина со своей свитой покидала Москву, Алексей Михайлович как порядочный человек дал Македе свой перстень и наказал: если родится сын, по достижении определенного возраста пусть он явится в Москву ко двору и предъявит отцовский перстень. Думаю, он так и сделал. Когда старший брат Ганнибала приехал в Москву, он предъявил этот перстень. Вот такая история.
* * *
В кабинет вошел Беленков.
– Про что говорят?
– Про Пушкина, – доложил лейтенант.
* * *
Генерал Девочкин стоял у окна, скрестив за спиной руки. Филиппов сидел за столом, обложившись протоколами, донесениями, фотографиями и справками. Там же, на столе, стояли голубые замшевые туфли Полины.
– Если все так, как вы мне представили, следствие ни на дюйм не продвинулось в раскрытии теракта.
– Говорю вам, все нити ведут в Москву! – горячился Иван Макарович. – Все, что требуется, это задержать типа по фамилии Трифонов.
– Того, что поменял чемоданы?
– Наверняка у него были сообщники, я уж не говорю про жиличку Сутиной. Но Трифонов – ключевая фигура. И если мы не найдем его и не арестуем, его уберут сообщники, и тогда – дело труба.
– Этого допустить нельзя! – Генерал поспешно подошел к столу и сел в кресло. – В вашем докладе прозвучало имя Глеба Пархатского.
– Террористов финансируют из его фонда. Но он, как вы знаете, мертв.
Вадим Григорьевич усмехнулся:
– Большой вопрос.
– Что это значит? В газетах писали…
– Мало ли, что писали… Человек с такими средствами и с такими проблемами легко мог инсценировать свою смерть…
– Значит, он жив?
– Думай, как знаешь. – Генерал перешел на «ты», и это могло означать лишь крайнюю степень доверия.
– Тогда должен вам сообщить: нити, которые ведут к Пархатскому и в Москву, находятся в руках следователя Сергея Дуло. А он вместе с женой сидит в каталажке!
– В следственном изоляторе, – поправил генерал.
– Они там сидят, а преступник не дремлет! – Филиппов решил нагнать жути.
– Это ты брось, – примирительно пророкотал Девочкин. – Просто скажи, чего хочешь. Чтобы их выпустили?
