Проверила – и увидела надпись: «Ваш баланс 80 рублей».
Ну да, самое время оказаться без денег! То есть для местных разговоров этого хватило бы, но она собиралась звонить не только на местные номера, это раз, а во-вторых, даже и здешние разговоры не имели права быть прерваны в самую неподходящую минуту из-за такой ерунды, как рассеянность Алёны Дмитриевой, забывшей положить деньги на счет.
Она подумала и нашла в телефонной книжке номер, по которому звонила очень редко. Эсэмэски туда посылала достаточно часто, и получала – тоже, но звонки – это только для экстренных случаев. Такого, как сейчас.
– Привет, – раздался в трубке удивленный голос Дракончега. – Что-то опять случилось?
– Ну, в общем, да, – сказала Алёна, невольно улыбаясь и вспоминая минувший вечер. – Тебе удобно говорить? Или ты дома и не один?
– Вполне. Я еще не дома, только подъезжаю.
– Я хотела тебя попросить… нет, сначала скажи, как твои гости?
– Какие гости? – спросил он очумелым голосом.
– Ну, вчерашние. Хлеба дождались?
– Нет, – хохотнул Дракончег. – Поели и так. Я приехал, а все уже сытые и пьяные. И все им по фигу, был хлеб, не было хлеба, был я, не было меня…
– То есть все обошлось?
– Ну, более или менее. Она немножко пошумела утром, да ладно, не в первый раз и не в последний, думаю. Так что там у тебя?
– Ты не мог бы мне помочь?
– Мог бы. Чем?
– Мне нужно, чтобы ты сейчас, прямо сейчас, срочно положил на мой счет, в смысле, на мой телефон пятьсот рублей. А лучше тысячу. А лучше две. Сколько есть, короче.
– Есть пять, – сказал Дракончег растерянно. – Все положить?
– Да нет, пять, наверное, слишком. Положи две… просто на всякий случай. Завтра же я тебе отдам. У меня деньги есть, просто я не могу выйти из троллейбуса.
– Господи, что еще?! Какого троллейбуса?!
– Из «девятки», – вздохнула Алёна. – Дракончег, я тебя прошу, ни о чем не спрашивай, ладно? Мне срочно нужно звонить и, возможно, долго говорить по телефону, поэтому ты просто положи деньги на счет, а завтра я тебе все объясню. И деньги верну.
– Да что ты – верну, верну! – рассердился он. – Не в этом дело. У тебя что, опять какие-то проблемы? Хочешь, я приеду?
«Да!» – чуть не закричала Алёна, а потом вспомнила… бульвар Мальзерб и сказала:
– Дракончег, положи деньги на счет. Все, пока, я тебе позвоню, если…
Она чуть не ляпнула: «Если останусь жива», но прикусила, понятное дело, язык. И отключилась.
Главное, все так глупо завихрилось, что теперь из этого дела уже не выйдешь. Даже если выйдешь – в буквальном смысле – из троллейбуса, встанешь – лапки вверх – и закричишь во весь голос: «Да я толком ничего не знаю, мне вообще и дела-то нет ни до чего, делайте что хотите, продавайте и покупайте, только меня оставьте в покое!» – никто не поверит. Ее могут убрать просто на всякий случай… потому что кто-то слишком много знал, как пишут в детективах. Во всем виновата она сама, Алёна Дмитриева, она сама, ее безумное любопытство – и репутация мисс Марпл, которая иглу в яйце видит, как выражаются в Нижнем Горьком.
Так что делать нечего. Придется довести расследование до конца. Интересно, кто-нибудь вел расследование и задержание преступников из троллейбуса? Бессмертный Глеб Жеглов и Володя Шарапов брали Сеньку-Кирпича в трамвае, а вот в троллейбусе вроде бы пока еще никто не отметился. Ну что ж, у Алёны Дмитриевой все шансы создать ноу-хау в этой области… если при этом она останется жива и будет кому об этом ноу-хау поведать.
У нее имелось не так уж много средств, чтобы обеспечить сохранность своей пока что не слишком надоевшей ей жизни. И она сделала все, что могла: села на очень вовремя освободившееся место спиной к движению, лицом ко всем пассажирам, но не со стороны водителя, а с противоположной, к тротуару. Теперь она видела салон, двери и всех, кто входит и выходит. Правда, за спиной оставалась необозреваемая дверь рядом с водительской кабиной, но ее зимой никогда не открывают, пассажиры к ней даже не подходят. Условно говоря, ее можно сбросить со счетов. Если же в среднюю или заднюю дверь войдет вдруг кто-нибудь знакомый, Алёна заорет, поднимет шум… так или иначе не даст пристрелить себя тихо и незаметно, как пристрелили на бульваре Мальзерб несчастных, зарвавшихся Ольгу и Виктора Шумиловых, а потом швейцара Алексиса, и никто не знает, кто их убил.
Если бы она сидела с другой стороны, ближе к дороге, в нее могли бы выстрелить из машины. А с этой стороны она худо-бедно защищена.
Алёна гнала от себя мысли о том, что, окажись она на месте убийц, она высмотрела бы во время движения троллейбуса, где сидит зловредная писательница, а потом обогнала бы троллейбус на машине, дождалась бы его на очередной остановке, спокойно подошла бы к окну, около которого сидит Алёна Дмитриева, да и выпалила бы.
Ей стало худо. Мелькнула было мысль, что, может, зря она так уж сильно мандражирует, может, никто вообще не видел, как она села в этот троллейбус, может, за ней никто и не гонится…
Может быть. И все же… Как говорится, надейся на лучшее, но готовься к худшему! Вот она и готовилась по мере сил.
Телефон брякнул – пришло сообщение. Через миг – второе. Первое было от Дракончега:
«Деньги положил».
Коротко и ясно. Хотя странно, что не позвонил, не предложил помощь снова. Алёна, конечно, отказалась бы, и вообще, у нее нет сейчас времени на посторонние разговоры, а все же…
Второе сообщение пришло из МТС:
«На ваш счет поступила сумма 2000 рублей».
Отлично! Можно начинать!
Алёна набрала первый номер.
– Ой, Алёна, привет, это ты, как здорово, а я как раз хотела тебе звонить, узнать…
– Со мной все в порядке, Марин, – перебила Алёна. – В смысле, долетела нормально, погода пока хорошая, хожу в новой куртке. Марин, я тебя сейчас попрошу кое-что сделать, просьба дикая, но ты не удивляйся, я не спятила, честно, то, о чем я попрошу, мне очень нужно! Ты… я сейчас буду говорить по-французски, просто… ну, это конфиденциально.
Она высказала свою просьбу, и в телефоне воцарилось такое глубокое молчание, что Алёна встревожилась, не прервалась ли связь:
– Алло, Марина! Ты где?!
– Я здесь, – отозвалась ее подруга. – Я просто думаю, как это лучше сделать.
У Алёны перехватило горло.
– Значит, ты веришь, что я… что…
– Ну я же тебя не первый день знаю, – перебила Марина. – Я понимаю, что ты не стала бы вот так с бухты-барахты просить. Я готова. Но тебе же надо срочно, я так понимаю?
– Срочно – это не то слово, – вздохнула Алёна.
– Сама понимаешь, ни в каком комиссариате мне ничего не скажут. Думаю, в студии «Le 18» меня тоже легко и непринужденно пошлют на бэашвэ…
