Делай свое дело.
Но потом учитель усадил Билли рядом с собой, когда татуировал клиента. Это была небольшая работа – лицо Оззи Осборна. Непонятно, зачем оно ему понадобилось.
Черт возьми, сколько же летело брызг – крови и какой-то жидкости. Маска была заляпана, как ветровое стекло джипа в августе.
– Будь благоразумным, Билли, запомни это.
– Непременно.
С тех пор он был уверен, что каждый клиент заражен или вирусом ВИЧ, или какими-то распространенными венерическими заболеваниями.
И в течение нескольких следующих дней, нанося татуировку, он, разумеется, не допускал, чтобы на него попала хоть капля. Защита была необходима.
Теперь Билли надевал латексную маску и капюшон, чтобы не уронить ни одного волоска из буйной шевелюры или омертвевшую клетку эпидермы. А еще, чтобы исказить черты лица. Существовала некоторая вероятность, что без этого, несмотря на тщательный выбор уединенных мест для убийства, его опознают.
Сейчас Билли Хейвен снова осматривал свою жертву. Хлою.
Ее имя он прочел на бирке, ему предшествовала претенциозная надпись Je m appelle
[1]
. Что бы это значило? Может быть, «привет». Может, «доброе утро». Он опустил руку в перчатке – в двух перчатках – и провел по ее коже, сдавливая, натягивая, замечая эластичность, строение, упругость.
Билли заметил также небольшой выступ между ее ног под темно-зеленой юбкой. Нижнюю линию лифчика. Но о непристойном поведении не могло быть и речи. Он никогда не трогал клиентов там, где не следует.
То плоть, это кожа. Совершенно разные вещи. А Билли Хейвен любил только кожу.
Он утер пот новой салфеткой и тщательно ее спрятал. Ему было жарко, кожу покалывало. В туннеле, несмотря на ноябрь, стояла жара. Давно – около ста лет назад – он был закрыт с обоих концов, что означало отсутствие вентиляции. Так было во многих туннелях здесь, в Сохо, южнее Гринвич-Виллиджа. Построенные в девятнадцатом и двадцатом веках, эти туннели пронизывали местность, их использовали для транспортировки товаров под землей к заводам, складам и перегрузочным станциям. Заброшенные, они прекрасно служили целям Билли Хейвена.
Часы на его правом запястье снова зажужжали. Через несколько секунд такой же звук раздался из запасных часов в кармане. Они напомнили ему о времени: Билли часто забывал о нем, увлекшись работой.
«Дайте мне только обработать эти пальцы, дайте всего минуту…»
Из наушника с микрофоном в левом ухе раздался стук. Он послушал несколько секунд, потом снова взял «Америкэн игл». Это была старая модель с вращающейся головкой, двигающей иглу, как в швейной машинке, в современных устройствах использовалось вибрирующее кольцо. Он включил аппарат и отпустил маску.
Миллиметр за миллиметром Билли вел иглу по линиям крови, которые сделал очень быстро. Он был прирожденным художником, блестяще делавшим рисунки карандашом и пером, пркрасно работавшим пастелью. Блестяще работавшем иглами. Рисовал от руки на бумаге, рисовал от руки на коже. Большинство художников-татуировщиков, даже самых талантливых, пользовались заранее изготовленными трафаретами. Бездарные покупали трафареты, прикладывали их к коже и рисовали по ним. Билли делал так редко. В этом не было нужды. «От божьего замысла к твоей руке», – сказал его дядя.
Пришло время закраса. Он сменил иглы. Очень, очень осторожно. Татуируя Хлою, Билли использовал знаменитый древнеанглийский, или готический шрифт. Для него характерны очень жирные и очень тонкие линии. Билли избрал фрактуру
[2]
, потому что этим шрифтом напечатана Библия Гутенберга и потому что он требует напряжения сил. Он художник, а кто из художников не захочет блеснуть мастерством?
Через десять минут конец работы был близок. А как чувствует себя его клиентка? Билли оглядел ее тело, потом приподнял веки. Глаза по-прежнему незрячи. Правда, лицо несколько раз дернулось. Пропофол скоро прекратит действие. Но, разумеется, одно снадобье заменяет другое.
Неожиданно грудь Билли пронзила боль. Это его встревожило. Он был молод, находился в отличной физической форме, и мысль о сердечном приступе отверг. Но оставался вопрос: не вдохнул ли он что-то, чего не следовало?
Это было вполне реальной и смертельной возможностью. Он ощупал себя, обнаружил, что боль на поверхности. И понял. Когда он только схватил Хлою, она отбивалась. Он был так возбужден, что не заметил, как сильны были ее удары. Но теперь действие адреналина прекратилось, и Билли почувствовал боль. Он опустил взгляд. Никаких серьезных повреждений нет, только разорваны комбинезон и рубашка. Не думая больше о боли, он вновь принялся за работу.
Билли заметил, что дыхание Хлои стало глубже. Действие анестезии скоро закончится. Он приложил к ее груди руку – Очаровательная Девушка не возражала бы – и ощутил, что под его ладонью сердце бьется сильнее.
И тут у него возникла мысль: каково было бы нанести татуировку на живое, бьющееся сердце? Возможно ли это? Для осуществления своих планов в Нью-Йорке Билли месяц назад взломал дверь компании медицинских принадлежностей. Вынес оборудование на тысячи долларов, лекарства, химические реактивы и другие материалы. Смог бы он набраться умения, чтобы положить человека на операционный стол, вскрыть ему грудь, вытатуировать рисунок или слова на сердце и зашить грудь? Чтобы клиент жил всю жизнь с этим измененным органом?
Что бы Билли наколол? Крест. Слова: «Принцип кожи». А может быть: «Билли + Очаровательная Девушка-навсегда».
Идея интересная. Но мысль об Очаровательной Девушке опечалила его, и он, вернувшись к Хлое, стал доводить последние буквы.
Превосходно. Стиль Билли. Но это еще не все. Из темно-зеленого футляра от зубной щетки он достал скальпель, подался вперед и снова оттянул великолепную кожу.
Глава 3
Рассматривать смерть можно двояко.
По правилам криминалистической науки следователь смотрит на смерть отвлеченно, видит в ней лишь событие, требующее целого ряда задач. Хорошие полицейские смотрят на это событие словно бы через объектив повествования: лучше всего видеть в смерти вымысел, а в жертве – человека, который никогда не существовал.
Отстраненность – необходимый инструмент для работы на месте преступления, такой же, как латексные перчатки и альтернативные источники света.
Сидя в красно-сером электрическом кресле-каталке перед окном своего таунхауса на улице Сентрал-Парк-Уэст, Линкольн Райм думал о недавней смерти именно таким образом. На прошлой неделе в центре города грабитель убил человека. Поздним вечером, когда этот человек уходил со службы в городском департаменте охраны окружающей среды, его втащили на безлюдную стройплощадку по другую сторону улицы. Вместо того чтобы отдать бумажник, он предпочел драться и в драке был заколот.
