Сначала попалась на шпионаже Саша Воронцова. Ну, попалась и попалась, денег захотела, видимо. Он даже внимания особого не обратил на этот случай. Мало их, длинноногих вертихвосток, желающих заработать любым путем и втирающихся в доверие к приличным людям?
Но потом…
Потом погибли от руки отравителя бедная девушка Соня и Генка Савельев. Это было так странно. Так чудовищно странно. Отдавало каким-то Средневековьем, безжалостным, кровожадным. Это вам не диск с информацией из офиса вынести. Это уже убийство!
Под подозрение попали все, он в том числе. Это угнетало Заломова больше, чем неудачи в личной жизни. И не только в подозрении было дело, а в элементарном страхе за собственную жизнь.
Дальше – больше!
Несколько дней назад по офису гигантской волной прокатилась новость о страшном убийстве пожилых супругов и самоубийстве деда Саши Воронцовой. Будто бы он в пылу ссоры их застрелил, а потом покончил жизнь самоубийством.
Заломов насторожился, начал прислушиваться, наблюдать.
Офисные курицы на все лады слюнявили новость, фильтровали ее своими длинными языками. И через пару дней после происшествия по офису зашептались о дурной наследственности.
– Если дед такой неврастеник, что можно ожидать от внучки?! – таращили друг на друга глаза офисные сплетницы.
– Может, уже и дождались, а? – загадочно мерцали ответные взгляды. – Горячева-то она сильно к Сонечке ревновала. А после того как ее из офиса убрали на неопределенный срок, так вообще…
У Заломова просто разрывался мозг от всех этих бабских разговоров. Он слушал, хмурился, хмурился и сопоставлял. Находил все это нереальным, невозможным. Но, с другой стороны, он давно привык извлекать из всей этой словесной шелухи рациональное зерно. И извлек.
Что, если Саша в самом деле задумала отомстить своим обидчикам? Ее публично опозорили, подсунув ей диск с информацией в сумочку. Ее буквально погнали с работы, хотя Соседова это и назвала вынужденным отпуском. Все же понимали, что это не так.
Поймана с поличным! И выдворена домой с рабочего места до выяснения. То есть на тот срок, пока идет внутреннее расследование, проводимое службой безопасности. Вот как это называлось.
Это разве не пощечина? Это удар! Да еще какой! А если она при этом не виновата? Если ее подставили? Стала бы она мстить обидчику, узнай она, кто это? Стал бы мстить, к примеру, Заломов, окажись он, тьфу-тьфу-тьфу, на ее месте?
Стал бы! Он бы не позволил мерзкой твари потешаться над собой! Не позволил бы ему продолжать жить дальше спокойно и беззаботно. И издевательски хихикать в тишине собственной спальни, перед тем как уснуть, над глупым стареющим Заломовым.
Саша Воронцова, он думает, тоже стала бы мстить. У нее вон какие корни. Дед кадровый военный, чуть что хватающийся за пистолет. Кровь горячая, характер норовистый. Внучку он сам воспитывал. Она другой быть не может. Стало быть, и на месть способна.
Только вот как?! Как она могла отомстить, сидя дома?
Правильно! Совершенно верно, Василий Васильевич! Она отомстила своему обидчику, правильнее – обидчице, чужими руками. Руками Александра Горячева. Именно он всыпал яд в кофейник в тот вечер после совещания. Он решил убрать Соседову с ее кресла и отправить в мир иной. Потому что так хотела его любимая девушка, потому что того требовала справедливость.
Но случилось непредвиденное. Соседова не стала пить кофе. Может, и выпила бы, да ее чашку перехватили. И она осталась жива. Погибли невинные люди, случайно попавшиеся.
Да, это сделал Горячев. После долгих раздумий и построения письменных схем Заломов в этом уже не сомневался. Да и, по логике вещей, господа, кто еще это мог быть?! Их после совещания в кабинете оставалось трое: Заломов, Горячев и Савельев. Савельев умер, он яд себе сам не подсыпал бы. Заломов этого не делал и знал об этом совершенно точно.
Оставался Горячев. Он это сделал! И мотив очевиден – месть за любимую девушку.
Когда Заломов до этого додумался, он еле сдержался, чтобы не побежать к Соседовой и все ей рассказать. Глупец! Стала бы она его слушать, раз заранее обвинила во всем самого Заломова? Да и с Горячевым они в последнее время стали чрезвычайно дружны. Он буквально сделался ее доверенным лицом. Еще бы! После того как она реабилитировала Сашу Воронцову в глазах общественности. Вчера даже сумку ей нес до машины. Небось мучается теперь, что хотел ее отравить. Вот и шестерит, высунув язык.
Нет, слушать Заломова Соседова не станет. Если только он не предоставит ей неоспоримые доказательства вины Горячева. А как это сделать? Как?! Не детектива же нанимать в самом деле. Его активы и так изрядно потрепаны любимой супругой. И в полицию не пойдешь. Там тоже Заломова никто слушать не станет. Он там сам в черном списке.
И решил Заломов за ним последить. Просто пару дней поездить за красавчиком юристом и понаблюдать. Где бывает, чем занимается, с кем дружбу водит. Сначала соберет сведения, а потом уже решит, что с этим со всем делать. И Заломов даже для этих своих шпионских штучек выгнал из старой «ракушки» ржавого «жигуленка», о существовании которого он и сам начал понемногу забывать. Ничего, пофыркал старичок, пофыркал и завелся. Заломов загнал его во дворе в самый дальний угол, решив после работы пересесть в него и поездить за Горячевым. А для этого придется с работы уехать пораньше, чтобы Горячева принять у самых ворот. Иначе как?..
– Саша, день добрый, – холодно улыбнулся Горячеву Заломов ближе к обеду. – Уже вышел на работу?
– Да, Василий Васильевич, дела! – на подъеме воскликнул Горячев, широко разведя руками, упакованными в рукава дорогого пиджака. – Алла Юрьевна без меня просто не может!
«Еще бы! – скрипнул зубами Заломов. – Старая дура млеет от твоих улыбок и лести. Вся бухгалтерия на ушах на предмет нового осеннего гардероба начальницы. Юбки выше коленей! Это как?»
Старая дура…
– Как Саша? – спросил Заломов в крепкую, как крепостная стена, спину Горячева. Тот, не успев поздороваться, уже заспешил куда-то.
– Что?! – Крепостная стена дрогнула, Горячев обернулся, сумрачно глянул на главного бухгалтера: – Саша?
– Да, Саша. – Заломов сделал грустное лицо. – Слышал, ей досталось в последнее время?
– Да, у нее беда. Ее дед… Он такое устроил… – Глаза красавца на мгновение закатились.
– Слышал, ты отпуск брал, чтобы быть с ней рядом? – Заломов уловил в его лице замешательство. – Что же так рано вернулся?
Лицо Горячева окаменело. Он мгновенно облокотился плечом о стену, став похожим на опорное сооружение – живое и симпатичное. Сунул руки в карманы плотных брюк, глянул с насмешкой на Заломова. Через минуту после того, как осмотрел Заломова сверху донизу, дав понять бедняге, насколько нелепым тот выглядит в толстом пиджаке, легких брюках и ярко-рыжих мокасинах, спросил:
