Ира выехала со служебной стоянки, свернула на ведущую к дому улицу, притормозила перед остановившимся трамваем.
Когда отец познакомил её с будущей женой, Ира сразу же помчалась к матери.
Сейчас ничего сделать нельзя, вздохнула тогда мать, можно только напортить. Нужно подождать, что-нибудь придумается.
– Но ведь он женится! – закричала Ира. – Она будет законной наследницей!
– Ты тоже наследница, – напомнила мать. – Сейчас надо проявить хладнокровие. Чтобы у такой ловкой девки сомнительного прошлого не было, ни за что не поверю! Пусть женится, а нам нужно нарыть побольше информации. Как женится, так и разведётся.
Тогда Ира всё никак не могла себе простить, что почти собственными руками толкнула Алку к отцу. И кто её за язык тянул? Зачем расхвасталась, что папенька владелец банка? Собственно, Ира до сих пор не могла себе этого простить.
Трамвай высадил и принял пассажиров, Ира поехала дальше. У светофора задумалась, не поехать ли к матери, но раздумала, направилась домой.
Тогда она мамин совет приняла всерьёз, на следующий же день встретила после работы Шарманова, остановила у вертящихся дверей соседнего с банком здания.
– Я от тебя не отстану, пока ты не расскажешь мне всё об этой стерве, – ухватила за рукав бывшего соседа.
– О какой стерве? – не понял Шарманов, покосившись на её руку, сжимавшую его локоть, и засмеялся. – Я много стерв знаю.
– Что ты знаешь про Алину?
– Про Алку? – удивился он. – Да ничего почти не знаю. А что?
– Она собирается замуж за моего отца.
– Вот это да! – засмеялся он. – Ну даёт!
– Я могу купить у тебя информацию, – предложила Ира.
– Спасибо, я зарабатываю другим способом. – Кажется, Кирилл понял, что она действительно не отстанет, и предложил: – Давай зайдём куда-нибудь, что мы стоим у всех на виду. Только я действительно почти ничего про неё не знаю.
Он соврал тогда, он многое знал. Но Ира всё равно докопалась до правды.
Она всё сумела в прошлый раз, сумеет и теперь.
Войдя в квартиру, Ира, не раздеваясь, прошла к бару, достала первую попавшуюся под руку бутылку вина и, щедро плеснув в чашку, из которой обычно пила кофе, почти залпом выпила.
Это вино она пила, когда Глеб был здесь в последний раз. Нужно поаккуратнее со спиртным, так и спиться недолго.
Она смогла победить Алку и сумеет получить Глеба. А если он, как утверждает мать, – не то, что ей нужно, разведётся. Там видно будет.
Девятнадцатое октября, суббота
В голове стучало. Катя попыталась открыть глаза и не смогла. Слышались тихие голоса, Катя постаралась прислушаться, но разобрать слов не смогла и опять попыталась разлепить веки.
В какой-то момент это удалось, и мгла перед глазами сменилась белым фоном, потом на этом фоне вырисовалось женское лицо с белой шапочкой на голове, и только тогда Катя поняла, что это лицо Лизы. Маминой подруги Елизаветы Ивановны.
– Лежи спокойно, Катюша, – сквозь стук в голове донеслось до Кати. – Лежи, всё хорошо.
Катя хотела спросить, что с ней и где она, но не смогла, только почувствовала, что ей очень хочется пить.
Лиза поняла. Подняла Катину голову, губы коснулись края стакана с водой.
– Всё будет хорошо, Катенька. – Голова её опять оказалась на подушке. Лизино лицо исчезло и появилось снова. – Тебе повезло, что я дежурила. Мы не сообщим в полицию.
Катя не понимала. Где она? Какая полиция? Опять хотела спросить у Лизы и не смогла.
– Всё будет хорошо, – повторил голос. – Ты спи. Проснёшься, и всё покажется совсем другим.
Веки сделались тяжёлыми, Катя не могла больше держать их открытыми.
– Катюша, жизнь всегда включает трудности. – Голос становился тише, Катя изо всех сил за него цеплялась. – Трудности приходят и уходят, а жизнь остаётся. Это самое ценное, что у нас есть. Разве так можно, девочка… Люди сходятся, расходятся, печально признавать, но это норма.
На какое-то мгновение Катя сумела разлепить веки, но они снова закрылись.
– Я не знаю людей, для которых совместная жизнь была бы вечным праздником. Это потом так кажется, когда жизнь прожита. А в молодости всегда что-то мешает счастью, и в этом, кстати, тоже есть счастье. Оно не сваливается на голову, оно всегда даётся большим трудом. Надо уметь справляться с эмоциями, Катенька. Я знаю, ты никогда больше так не сделаешь, ты же нормальный умный человек. Никогда не веди себя как истеричная барышня. Ты спишь?
Катя хотела сказать, что нет, не спит, и чтобы Лиза объяснила наконец, что случилось. Не смогла.
– Ты сейчас заснёшь, Катюша. А когда проснёшься, будешь совсем здорова. Спи, девочка. Что случилось, то случилось, но больше непоправимых ошибок не совершай…
Лизин голос ещё звучал, но понимать слова Катя перестала.
Катя не позвонила, и Аркадий Львович был этому рад. Номер подруги жены остался в памяти телефона, но сам он проявлять инициативы не стал.
Утром зашла Марина, принесла кучу продуктов, принялась готовить.
– Перестань, – вяло возмутился он. – Я не инвалид, сам справлюсь.
– Справишься, конечно, – не стала возражать бывшая жена. – Но мне приятно за тобой ухаживать.
Он хотел сказать, что это неприятно ему, но сдержался, Марина не заслужила, чтобы её обижали.
Потом позвонил Саша с традиционным вопросом:
– Ты мой блог читал?
– Нет, – виновато признался Аркадий Львович.
– Пап, – обиделся сын, – тебе совсем не интересна моя жизнь?
– Интересна, – не согласился Аркадий Львович. – Ты самый дорогой для меня человек. Просто… я устал.
– Прости, пап, – сразу сказал сын. – Я не подумал.
– Так что в твоём блоге?
– Ты знаешь, какой сейчас рейтинг у президента?
– Не знаю, но догадываюсь. Высокий.
– Вот именно. Такой высокий, что делается страшно.
– Не понял, – удивился Аркадий Львович. – Что плохого в том, что народ поддерживает власть?
– Папа, я от тебя не этого ожидал! – возмутился Саша. – Когда дружно голосуют пенсионеры, это объяснимо. Но ты же думающий человек, на тебя не должна действовать пропаганда.
– Она на меня и не действует, – усмехнулся Аркадий Львович. – Хотя бы потому, что я не смотрю телевизор. Саша, морочь голову кому-нибудь ещё. Ты возмущён, потому что политика президента в целом, я подчёркиваю – в целом, вызывает одобрение населения. Недостатки можно найти всегда и у кого угодно, было бы желание. Но, насколько мне известно, никто из наших политиков ещё не предложил ничего более конструктивного, чем избранная власть. Или это не так?
