Книга Та еще семейка, страница 57. Автор книги Алексей Макеев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Та еще семейка»

Cтраница 57

— Есть.

— Сюда пока не приноси. Я скажу, если понадобится. Завтра выходишь к девяти утра. Через два дня на третий — в ночь.

Дмитрий Ряузов дисциплинированно приходил на службу, вовремя уходил. Всегда чисто выбритый, вежливый и спокойный. С остальными охранниками не матерился, водку не пил. На служащих женщин и артисток, иногда сталкиваясь случайно, старался не обращать внимания. Да и как будто не на кого было заглядываться. Размалеванные, фальшивые; глаза у всех холодные, жадные, равнодушные. Впрочем, сложены многие девушки были великолепно. По роду службы видел их редко, издалека.

Как-то, сойдя с крыльца, Дмитрий мрачно подумал: «Ввязался в историю с этими проходимками, извращенками, ментами, какой-то криминальной корпорацией. Противно, конечно. Однако раз уж решился на это, чтобы наказать обидчиков отца, значит, добьюсь своего». «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…» — послышалось Дмитрию в звуках ветра известное всякому русскому человеку изречение. Он не знал о том, что Всеволода Васильевича Слепакова в последний период его взбаламученной жизни преследовали странные рифмованные позывные, тоже взятые из стихов великого поэта, но как-то выморочно и иронично отобранные его расстроенной психикой.

В этот момент во двор спустилась Илляшевская в шикарном тулупе с воротником из чернобурой лисы, в обтягивающих стройные ноги рейтузах и сапогах до колен. На черных волосах вишневый берет с брошью, на руках того же цвета замшевые перчатки. Увидев, как бы случайно, Дмитрия, Марина Петровна кивнула.

— Машину водишь? Чудно. А с «мерсом» справишься?

— Справлюсь, — сказал Дмитрий. — Как-то приходилось.

— Григорий заболел, что ли, — она выпятила нижнюю губу, сделав движение ртом, выражая недовольство. — Повезешь меня в одно место.

— Слушаюсь, госпожа директор, — затушеванной шутливостью Ряузов позволил себе выразить своеобразную почтительность.

Она эти нюансы в голосе юноши, несомненно, поняла. «Красивая, гадина, — подумал Дмитрий, усматривая доброжелательность в ослепительном оскале Марины Петровны. — Больно здоровенная только… Как колонна или… Богиня, которая держит крышу… забыл…» — «Кариатида», — тихо подсказал кто-то сзади, из-за плеча. Он незаметно покосился в том направлении, даже случайно обернулся, но заметил только контуры истаявшего в воздухе силуэта. Хотите верьте, хотите нет.

До Москвы ехали молча. Илляшевская о чем-то думала. Дважды звонила по мобильнику, развалившись на заднем сиденье. Причем разговоры были малопонятны. «Верцель? Да, я. Как акции? Угу. Смотри не прошляпь. Гут, покупай, если так. Чуть что — сообщай. Видерзейн». Или: «Это я, Марина. Скоро будет. Долго хранить не могу. Теперь все изменилось. Найдем способ. В крайнем случае рискнем. Удачи. Пока».

За Садовым кольцом свернули в старинный переулок.

— Паркуйся, — сказала Илляшевская. — Жди.

На вылизанных «под Европу», прижавшихся боками особнячках вывески в готическом стиле: «Кайзер-банк», рядом ночной салон «Тюрингия» и отельчик с зеркальной дверью.

Равнодушно поглядывая, Дмитрий сидел на своем месте. Минут через сорок хозяйка «Золотой лилии» появилась локоть к локтю с высоким мужчиной ее возраста, одетого в великолепный костюм стального цвета, лиловую рубашку и серебристый галстук. Оба казались рассерженными до предела. Илляшевская раздувала ноздри, кусала толстую нижнюю губу. Джентльмен в стальном костюме грозно хмурился. Они говорили по-немецки, это Дмитрий определил. Разговор их воспринимался Ряузовым как серьезная ссора, хотя смысла он, конечно, не улавливал. Впрочем, «всюду деньги, деньги, деньги, всюду деньги, господа…». Что-то в этом духе, наверно.

В результате нервного разговора мужчина перешел на русский язык. «Маринхен, ты сука!» Потом он замахнулся на директрису.

— Идиот, думкопф! — завопила густым контральто Илляшевская, хватая обидчика за лацканы пиджака. Началась борьба, вначале происходившая на равных. Через минуту Ряузову показалось, что мужчина начинает одолевать.

Дмитрий выбрался из машины, подбежал к сражавшимся «партнерам» (как он уже в уме их назвал), вежливо отстранил Илляшевскую и четким свингом послал рассвирепевшего джентльмена в нокдаун. После чего взглянул на хозяйку:

— Добавить?

— Не надо, — сказала, тяжело дыша, Илляшевская. — Поехали.

Шатко опираясь на одно колено, мужчина безуспешно старался встать. В этот момент из зеркальных дверей выскочили два амбала с бычьими загривками, квадратными челюстями, белесыми бобриками. Оба в черном, в лакированных сапогах «наци».

— Гони! — приказала Марина Петровна, падая на сиденье рядом с Дмитрием.

Они помчались по довольно свободному переулку, избежав мщения телохранителей поверженного джентльмена.

— Будет погоня? — осведомился Дмитрий, соображая, что скандальная история просто так не кончится.

— Не исключено, хотя… вряд ли, — произнесла Илляшевская, оглядываясь на плачущее от сырости заднее стекло. — Для проверки сделай пару рывков. На Садовом кольце влейся в общий поток и жми к Павелецкому вокзалу. — Она выдержала паузу и неожиданно засмеялась. — Удар у тебя поставлен. Лихо ты отреагировал. Дима — профи.

— Ну, обучен все-таки. — Подавляя юношеское смущение, Дмитрий сделал непроницаемо-небрежный вид.

Илляшевская посмотрела на него сбоку зеленовато мерцающими глазами и воздержалась от дальнейших похвал.

— В Барыбино? — спросил Дмитрий, ощущая тайную гордость собой.

— Да. — Директриса, по-видимому, успокоилась, прокрутила мысленно диск насущных задач, попеняла себе за ссору с давним сподвижником своего разностороннего бизнеса — «Ладно, пойду на уступки», — и почему-то вернулась к молодецкому поведению Дмитрия, хотя это было лишь предлогом для ее загадочных дум. «Малыш прелесть», — невольно думала Илляшевская. Обычно, запросто вступая в деловые контакты с представителями противоположного пола, при возможности интимных контактов она испытывала врожденное отторжение. Впервые могучая женщина чувствовала нечто вроде симпатии к молодому мужчине. Симпатии не практической и не какой-нибудь умозрительной и общеморальной, а похожей на физическое влечение.

«Еще раз попробовать? Что, если все получится наилучшим образом и я почувствую эту сладкую слабость женщины? Почему бы нет? Мне сорок один год, я свежа и здорова, как скаковая кобылица. Он уже сложился — боец и личность. Немного смущается, но это понятно. Воспитан просто, чисто и жестко. Жизненный опыт его — война на фоне мятежного Кавказа. В юности даже от врагов легко воспринимаются обычаи, пристрастия, отношение к людям. И говорят, где-то написано: пик женской страсти в сорок пять, а мужской — в девятнадцать лет. Как раз те годы, которые выстроили бы наши с ним отношения». Может быть, именно так молча рассуждала Марина Петровна, посматривая на Дмитрия.

— Послезавтра ты выходишь вечером, — сказала Илляшевская. — На следующее утро я наметила одно серьезное мероприятие, будешь меня сопровождать. Ты говорил, у тебя есть оружие. Возьми с собой.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация