После исполнения церковных гимнов стали читать вслух молитвы, и, по правде говоря, всем присутствующим — начиная с главного виновника торжества — эти чтения показались бесконечно долгими. Пеллегун сидел спиной к толпе в нескольких шагах от алтаря. Вчера, когда ему объясняли, как будет проходить церемония коронации, он слушал очень невнимательно, и теперь ему казалось, что никто не упоминал вчера ни о такой долгой церковной службе, ни о таких длинных молитвах… А под навесом, между прочим, было очень душно, поскольку в воздухе не чувствовалось даже и малейшего дуновения ветерка. Пеллегун уже начал задаваться вопросом о том, что произойдет, если он попросту встанет и ненадолго отлучится, чтобы выпить бокальчик вина, когда вдруг Дубриций — наконец-то! — повернулся к нему и жестом попросил его встать и подойти к нему. Пеллегун при этом не поворачивался лицом к толпе, однако за его спиной неожиданно воцарилась гробовая тишина, вслед за которой послышался неясный шепот что-то бормочущих людей. Дубриций, казавшийся еще более высоким в своей митре
[49]
и своей фиолетовой сутане, стоял в ожидании возле алтаря вместе со своим помощником, держащим в руке какую-то открытую книгу. Капеллан Бедвин опустился на колени позади Пеллегуна на последней ступеньке, ведущей к возвышению, на котором стоял алтарь.
— Пеллегун, сын Кера! — воскликнул епископ невероятно зычным голосом, произнося слова так медленно и так отчетливо, чтобы абсолютно все их услышали и поняли. — Намерены ли вы придерживаться святой веры и укреплять ее благими делами?
Не успел Пеллегун раскрыть рта, как Бедвин стал ему шепотом подсказывать: «Да, намерен». Это одновременно и разозлило его, и придало ему уверенности.
— Да, намерен! — громко сказал он.
— Намерены ли вы быть надежным покровителем и защитником Святой Церкви и всех ее служителей?
— Да, намерен!
Ему вдруг вспомнилось, в чем должен заключаться данный ритуал: ему зададут шесть вопросов, он на них ответит, и затем его помажут и коронуют.
— Намерены ли вы справедливо править королевством, которое передается вам Богом, и защищать его всеми силами?
— Да, намерен!
— Намерены ли вы сохранять предоставленные подданным права и сберегать накопленные в королевстве богатства, чтобы использовать их ради общественного блага?
— Да, намерен!
Среди этих вопросов не было ни одного, на который будущему королю могло бы захотеться ответить отрицательно. Дубриций перед лицом собравшихся знатных господ и простолюдинов попросту предоставлял ему формальное право владеть тем, чем он и так уже фактически владел. «…королевством, которое передается вам Богом». В самом деле?
— Намерены ли вы быть одинаково справедливым и по отношению к богатым, и по отношению к бедным, и неизменно защищать вдов и сирот?
— Да, намерен!
— Намерены ли вы подчиняться Святейшему Отцу Папе Римскому и Святой Апостольской Римско-Католической Церкви?
На этот раз Пеллегун, прежде чем ответить, выдержал коротенькую паузу. Коротенькую, но вполне достаточную для того, чтобы со злорадством увидеть, как лицо епископа омрачилось.
— Да, намерен!
Даже если эта коротенькая пауза и обеспокоила епископа, то он постарался не подать виду. Широким движением руки Дубриций показал шести высокопоставленным духовным лицам и шести знатным мирянам подойти к Пеллегуну и встать вокруг него. Каждому из этих шести мирян он затем дал в руки тот или иной из символов королевской власти: корону, знамя, шпоры, меч, скипетр, руку правосудия
[50]
, — тогда как шести церковникам им были доверены религиозные символы, среди которых самыми важными считались елей, используемый в ритуале помазания, и золотое кольцо, символизирующее — как в брачном союзе — «союз» короля и церкви.
— Намерены ли вы принять этого принца в качестве своего короля и быть ему верными? — спросил Дубриций.
— Да, намерены! — дружно воскликнули шесть церковников и шесть мирян.
Их голоса прозвучали с такой силой, что это произвело впечатление на всех присутствующих, в том числе и на самого Пеллегуна. Слева от него стояли священники, которых он знал в лучшем случае в лицо. Он поприветствовал их всех сразу кивком головы. Справа от него находились герцоги. Камбенет, Кармелид, Лионесс, Гомерет, Эскавалон, Соргаль… Некоторые из них — а именно Лео Гран Кармелид, Беллинан Соргаль и Эскан Камбенет — были примерно одного с ним возраста, но зато остальные являлись соратниками его отца. Старые воины с суровыми и морщинистыми лицами. Никто из них не улыбался, тем более что окружающая их обстановка к этому отнюдь не располагала. Для молодых герцогов это, наверное, было едва ли не самое первое богослужение, в котором они в своей жизни участвовали, и он, кланяясь каждому из них по очереди, задавался вопросом, умиляет ли их эта процедура или же раздражает. Однако понять это сейчас было невозможно. Наверное, он расспросит их позже…
— А теперь встаньте на колени, Ваше Величество, — раздался из-за спины Пеллегуна шепот Бедвина.
Пеллегун подчинился, и Дубриций встал перед ним, а помощники епископа образовали вокруг них двоих круг. Их взгляды встретились в момент помазания, однако глаза Дубриция при этом были почти закрытыми и закатившимися, как у какого-нибудь одержимого. Со стороны казалось, что он вот-вот потеряет сознание, однако его большой палец, намазанный елеем, уверенно начертал крест сначала на лбу Пеллегуна, а затем на его губах, плечах и — поочередно — обеих ладонях. При этом епископ почти не смотрел на Пеллегуна и продолжал бормотать какие-то молитвы на латыни, которые в данной ситуации казались Пеллегуну какими-то колдовскими заклинаниями. Когда ритуал подошел к концу, стоящие у основания помоста монахи дружно запели «Te deum»
[51]
, заглушая тихое бормотание епископа и его помощников. Дубриций отступил назад, и какой-то старик, тоже одетый в короткую мантию с капюшоном и стихарь, заставил Пеллегуна встать и надел ему на палец золотое кольцо.
— А теперь повернитесь, Ваше Величество, — прошептал Бедвин. — Пусть вас увидит народ.
Священники отступили в сторону, оставляя рядом с Пеллегуном только Дубриция. По знаку капеллана крупные феодалы, в свою очередь, преклонили колено перед Пеллегуном и передали ему некоторые из символов королевской власти: шпоры, меч и скипетр. Затем герцог Гомерет, который был среди них самым старшим по возрасту и которому доверили корону, лежащую на бархатной подушке, протянул ее Дубрицию. Епископ взял корону и возложил ее на голову Пеллегуна, а затем все шесть герцогов ухватились за нее своими руками.
