Сейчас их магия всего лишь помогла ей заставить себя забыть про крики, про жару, про жуткий запах, и этого было уже вполне достаточно. Однако магии этой явно не хватило для того, чтобы сделать Ллиану невидимой для ее стражника: тот вывел ее из задумчивости, сначала ударив ее сапогом, а затем еще и сильно дернув за поводок. Ллиана, очнувшись, увидела, что на лицах ее сородичей, смотревших на нее, появилось выражение ужаса и что стражники вдруг засуетились.
Подошла ее очередь.
Ллиану потащили вместе с какими-то другими пленниками к верхней части лестницы. Ей навстречу устремились жрецы в красных одеяниях, забрызганных кровью и похожих на фартуки мясников. Когда они схватили эльфа с длинными черными волосами, стоявшего прямо перед ней, она уперлась ступнями в последнюю ступеньку, позволила надавить на себя, сгибая ноги, а затем, резко выпрямив их, рванулась назад. Ее голова врезалась прямо в лицо ее охранника, и тот полетел вниз, увлекая девушку за собой. Однако это позволило Ллиане лишь ненадолго отсрочить развязку. Другие стражники, передав своих пленников жрецам, подхватили ее и потащили вверх так, что ее ноги уже не касались ступенек.
Перед ней теперь стояло два пленника. Эльф с длинными черными волосами уже лежал на жертвенном камне.
Его глаза смотрели куда-то в пустоту. Лицо этого эльфа, которого она не знала и с которым никогда не разговаривала, было измазано его собственной кровью, а его сердце уже билось в руке жреца. Затем жрец швырнул это сердце в сторону тесно столпившихся воинов. А сколько мгновений еще можно оставаться живым после того, как у тебя вырвали сердце? Сколько мгновений пройдет до того, как твои глаза затуманятся? Увидит ли она свое собственное сердце в руке одного из этих монстров?
Безжизненное тело убитого эльфа упало на пол возле алтаря. Вместо него на жертвенный камень уложили какого-то человека.
За ним — еще один, после которого очередь дойдет до нее…
В тот момент, когда жрец уже поднимал нож, его движение было остановлено оглушительным грохотом. Бронзовые барабаны, по которым стали лупить, как сумасшедшие, группы орков, держащих в руках деревянные колотушки и палки, заглушили вопли толпы. Затем грохот резко стих, однако он еще долго отражался эхом от стен. Никто уже больше не совершал никаких движений и не произносил никаких звуков. Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как скрипит большая дверь, открывающаяся в глубине площадки и чем-то похожая на разинутую пасть самой горы.
Из этой двери появилось существо, которое здесь, посреди этого сборища монстров, казалось очень даже странным и неуместным. Это был подросток — подросток-человек. Его лицо было бледным, как дневной свет. Он был облачен в черную одежду без каких-либо украшений и держал в руке золотое копье, засунутое в чехол из темной кожи. По мере его приближения высоченные воины, облаченные в железные доспехи, жрецы, забрызганные кровью, и умопомрачительные и гротескные сановники, сбившиеся в безликую толпу, молча становились на колени, не смея поднять взгляд. Встали на колени и стражники. Остались стоять на ногах только Ллиана, двое пленников, которых должны были принести в жертву до нее, и все остальные пленники, находящиеся на лестнице и ожидающие своей очереди. Подросток шел, не удостаивая никого даже и взгляда, по направлению к жертвенному камню.
Другие пленники тоже начали падать на колени, чтобы не обращать на себя внимание, но Ллиана не стала этого делать: она смотрела, не отрываясь, на подростка. Копье, которое было около двух першей в длину и, похоже, около пяти дюймов в толщину, оставляло за собой струйку дыма, как будто оно потихоньку горело каким-то внутренним огнем. При этом раздавалось легкое потрескивание, от которого чехол слегка вибрировал. Это копье являлось не оружием, а артефактом, о котором обитатели всего мира — от городов людей до темных туннелей карликов и лесов, населенных эльфами, — слышали по меньшей мере один раз в жизни: это было копье Луга — скипетр бога, ставшего талисманом для своего народа… Говорили, что мучительную жажду, которую испытывало это копье, можно было утолить только лишь одним способом, а именно окунув его в котел, наполненный кровью. Именно этому сейчас и предстояло произойти.
Без каких-либо колебаний и не обращая внимания на лужи крови, пачкавшие нижние края его длинного одеяния, подросток обогнул жертвенный камень и, остановившись возле котла, медленно опустил копье, погрузив его кончик в кровь. Его силуэт тут же исчез в облаке пара, начавшего извергаться густыми клубами из котла, кровь в котором закипела. В воцарившейся гробовой тишине всем показалось, что началось извержение вулкана — с жуткими выбросами и пронзительным свистом, от которого становилось больно в ушах. Время от времени в разрыве между клубами пара становилось видно подростка, держащего копье. Он стоял неподвижно и крепко удерживал в руках чехол с копьем, хотя оно и дергалось из стороны в сторону. Выражение его лица было невозмутимым.
Затем неистовые звуки, исходившие от погруженного в котел металлического кончика копья, наконец-то стихли, дым развеялся, и воцарилась тишина. Подросток продолжал стоять возле котла с дымящейся кровью, пока жрецы в красных одеяниях не подошли к нему с почтительным видом и не забрали у него из рук талисман монстров.
Ллиана услышала, как один из жрецов громогласным голосом объявил — сначала на языке Черных Земель, а затем на общем языке, — что копье Луга успокоилось. Монстры, не издавая никаких возгласов и вообще никак не реагируя, начали подниматься с колен и расходиться. Стражники стали подталкивать Ллиану и двух людей, которых должны были убить до нее, в глубину зала — туда, где имелся выход. Когда Ллиана проходила мимо котла, она подняла свои зеленые глаза на подростка в черном одеянии, который по-прежнему стоял возле каменного блока.
Их взгляды встретились, и она поняла, что он тоже ее узнал.
Подростком, принесшим сюда копье, был Махеолас.
6
Нарагдум
Люди шарахались от этих двух эльфов так, как будто они оба были то ли спустившимися с небес ангелами, то ли прокаженными. А еще люди, завидев их, прекращали разговаривать, замирали и таращились на них так, как будто не могли отвести от них глаз. Так происходило с того момента, как Морврин и Лландон достигли пригородов Лота и пошли мимо крайних жилищ людей, живущих возле озера. Это стало еще более заметным, когда они оказались на центральной улице. При каждом шаге они наталкивались на новые любопытные взгляды, на испуганные, недовольные и вызывающие выражения лиц. Иногда на лицах людей читалась ненависть, иногда — изумление. Когда эльфы проходили под барбаканом
[26]
, защищающим главные ворота королевского города, стражники, растерявшись, не решились их остановить: один сержант с красноватой физиономией их грубо окликнул, но другой тут же заставил его замолчать и с почтительным видом слегка поклонился эльфам.
Морврин шел по улице, глядя далеко вперед и не обращая внимания на раздававшийся вокруг шепот. Лландон, шагая рядом с ним, старался во всем подражать его поведению. Тетива с их луков была снята, а руки они держали подальше от кинжалов. Их лица были бесстрастными, и чем дальше они шли, тем труднее им было нагонять на себя такой вот отрешенный вид. Главная улица, ведущая — чуть-чуть в горку — к замку короля, становилась все уже, все более заполненной людьми. В центральной части города — совсем недалеко от резиденции короля — большинство домов, судя по вывескам, принадлежали лавочникам. Ставни на окнах этих домов открывались, образуя горизонтальную плоскость, и использовались в качестве прилавков, занимая еще добрых два локтя уличного пространства. Представителям менее почетных ремесел — колбасникам, торговцам домашней птицей, кожевникам, веревочникам, грузчикам, кузнецам и мясникам — выделили территорию поближе к окраинам города. А здесь, в центре, уже не было больше никого, кроме переписчиков, золотых и серебряных дел мастеров, изготовителей замысловатых крючков и застежек для одежды, менял. Каждый из них выставлял напоказ свои дорогие товары, но при этом не забывал поставить возле них вооруженных охранников, которые были достаточно грозными для того, чтобы отпугнуть воров и грабителей, и достаточно многочисленными для того, чтобы еще больше загромоздить улицу и тем самым создать дополнительные трудности для шагающих по улице двух эльфов, не привыкших толкаться на улицах построенных людьми городов. Им то и дело приходилось смотреть себе под ноги, чтобы не наступить на бегающих повсюду кур, кроликов и собак. А еще — на коровьи лепешки, лошадиный навоз и те помои, которые выплескивались прямо на улицу и затем текли по ее центральной части ручьем. Теперь уже случалось и так, что какой-нибудь мужчина, спешащий по делам, или же женщина, бегущая за своей ребятней, совершенно случайно наталкивались на них. Когда окружающие видели, что такие мужчины и женщины от столкновения с эльфами не исчезают бесследно — в силу какого-нибудь эльфийского колдовства, — это придавало им смелости, и они теперь расступались перед эльфами как бы нехотя, а то и вообще не хотели уступать им дорогу. Оба эльфа ловко огибали таких прохожих, но им, однако, пришлось идти медленнее, а потом вообще остановиться, когда улицу на расстоянии броска камня от них вдруг перегородила повозка, в которую были впряжены два быка. Группа грузчиков стала сгружать с этой повозки мешки и бочки, стянутые железными обручами. Эти бочки они подкатывали с сильным грохотом по мостовой к зданию, которое было шире и выше всех других зданий и в глинобитных стенах которого проглядывали толстые горизонтальные и вертикальные балки. Перед этим зданием, несмотря на дождливую погоду, были расставлены длинные столы, вокруг которых толпились праздношатающиеся и стояли несколько верзил в форме королевских стражников — белая полоса между двумя синими полосами.
