Я хотел, но чего-то не хватало.
«Может быть, еще пяти единиц духа и очередного достижения?» – появилась в голове догадка. Мысли сейчас текли легко и приятно, и мне даже доставлял наслаждение их ничем не сдерживаемый полет.
Так, до этого у меня была одна единица духа, заработанная предшественником тренировкой. Еще четыре я сегодня за сутки заработал, перед получением достижения и способности к медитации. Еще одну единицу совсем недавно. Значит: шесть плюс семь плюс восемь плюс девять – прикинул я количество часов еще на четыре единицы. Тридцать часов.
«Да ну на фиг!» – мысленно удивился я. Тридцать часов подвергать себя телесным и моральным пыткам. Не, это реальный дзен будет по окончании такого марафона, пусть даже и разделенного на четыре отрезка. И после такого я наверняка смогу летать бесплотным духом по округе.
Тридцать часов еще. Херня, как два пальца об асфальт.
Обязательно сделаю. Но потом.
Непроизвольно, пораженный перспективой и убегая от действительности, я погрузился в воспоминания. Дом, работа, любимая… Яркие, ласкающие теплотой картинки совсем недавнего прошлого. Или не недавнего – я вспомнил дату серверного времени.
От разных мыслей, приятных и не очень, меня отвлекли красные брызги перед темнотой внутреннего взора. Такие бывают, когда на свет посмотришь и после глаза закроешь, только сейчас огоньки появлялись строго на периферии и были ярко-алыми. И почти сразу все тело пронзило тянущей усталостью, вернулась жажда, снова ощущалась сухость в горле и саднящая боль от крепких пут. Не открывая глаз, я едва-едва повернул голову, чувствуя, как опадает с меня пелена отрешенности, возвращая полную гамму ощущений. Опустив вниз взгляд закрытых глаз, заметил красный силуэт у моей ноги. Крыса. Крыса меня жрет.
«Вот сволочь!» – рванулась внутри злость. Но не только к грызущей меня твари – добавилось еще и разочарование от того, что физический урон снимает эффект медитации.
Несмотря на периодические укусы, я остался спокойно сидеть, пока не дергаясь и наблюдая. Лишь едва-едва глаза приоткрыв, чтобы не спугнуть. Крыса была похожа на ту, которую я убил не так давно – большая, почти с кошку размером. У этой так же ярко светились в темноте угольки глаз, настороженно глядящих на меня. Кусала она меня наскоком – резкий скачок, боль в ноге, в которую вонзались серьезные клыки, и почти сразу же прыжок обратно.
Снова мое тело смогло меня удивить. В тот момент, когда крыса, выждав несколько мгновений, видя, что я по-прежнему не шевелюсь, бросилась, я под звон цепей взвился вверх, и припечатал ногой к полу не успевшую остановиться тварь. Хрустнуло, крыса протяжно запищала – моя пятка опустилась ей на спину, ломая позвоночник.
– Еще кто? – открывая глаза, хрипло от пересохшего горла спросил я, поворачиваясь к стене, откуда тянуло теплом тел. Зашуршало, и больше в углу никого не было. Поверженная мною крыса между тем продолжала пищать, скребя передними лапами по полу, пытаясь скрыться. Преодолевая брезгливость, я придвинул ее ногой поближе к себе, не давая уползти.
– Решением военно-полевого суда за попытку меня сожрать приговариваю тебя к высшей мере наказания, – попытавшись хмыкнуть, произнес я, глядя в единственный видимый сейчас глаз извернувшейся крысы. Язык от жажды уже двигался с трудом, губы пересохли и потрескались.
Я поднял ногу, готовясь нанести удар. Крыса, будто что-то почувствовав, вдруг истошно запищала. А оттого, что это была довольно большая крыса, ее визг разносился весьма громко, пробирая до дрожи.
– Боишься, – обратился я к заметавшейся твари, которая судорожно перебирала передними лапами, извиваясь всей верхней половиной тела. Нижняя в это время оставалась неподвижной, понемногу волоком передвигаясь за панически пытающейся уползти крысой.
– Я тоже боюсь, – хрипло произнес я, выпрямившись и резко ударив ногой. Хрустнуло, и писк затих, как отрезало. В этот момент на меня кинулось сразу несколько тварей – резко, одновременно. Зубы впились в меня со всех сторон – ожгло болью руки, ноги, одна крыса повисла у меня на загривке, впившись когтями в спину, пытаясь добраться до шеи. Заорав от неожиданности и испуга, я попытался извернуться, схватить хоть одну, но получалось плохо, ведь я мог свободно двигать только кистями – браслеты на запястьях железных полос держали вытянутые руки крепко. Рвали меня уже штук шесть крыс – взъярившись, я заметался, увидев красную пелену, застилавшую глаза. Одну тварь смог стряхнуть и припечатал к полу ногой, на вторую упал всем телом, придавив бедром. Крыса попыталась выскользнуть, но я извернулся, стараясь не дать ей уйти, и в этот момент перед глазами оказалась та, которая по-прежнему грызла мою шею. Я интуитивно дернул рукой, но только кожу на запястье под железным обручем дернуло болью, и тут же почти не думая вцепился в крысу зубами.
Короткая шерсть хрустела под сомкнутыми зубами, забивалась в рот, мешая добраться до кожи. Зажмурившись, я что было сил сжал зубы, чувствуя на губах горячую жидкость, и камеру огласил пронзительный визг умирающей крысы, настолько громкий, что даже от стен отражался, гуляя эхом.
Поздравляем! Получено достижение «Утонченный гурман»!
Если бы это было в реальном мире – точно бы вытошнило. А здесь – противно, неприятно, но никаких позывов совершенно. И бонусом – приятное ощущение влаги, наполняющей рот. Если бы кровь была прохладной, было бы гораздо вкуснее. Но и так ничего оказалось на удивление – почти как вишневый сок, только не такая сладкая.
За всю оставшуюся ночь ни шороха не раздалось с той стороны, где из стены выходили крысиные норы. Ни шороха, ни шевеления и ни одного намека на постороннее присутствие. Даже за трупами бесславно погибших товарищей никто не пришел, хотя напившись кровью, я тушки отбросил от себя. А после, рывками пытаясь раскачать цепь, забил их ногами как можно дальше.
Надеюсь, когда меня отсюда заберут, убитых крыс никто не будет рассматривать: так-то ладно – не поделили камеру, бывает, но мне очень не хотелось, чтобы кто-то другой узнал о том, как я неожиданным образом утолил жажду. Даже самому хотелось об этом забыть и никогда больше не вспоминать.
Глава 7
Вытащили меня утром, все так же грубо и вновь без попыток поговорить и что-либо выяснить. Сняв цепь с потолочного крепления, стражники потащили меня по коридорам, ухватившись за цепи, даже не давая мне ногами пола коснуться. На улице мы миновали пустой сейчас тренировочный двор, и вышли из открытой решетки главных ворот. Почти сразу же меня неаккуратно бросили в повозку, так что лицом проехался по дощатому полу.
Я оказался в клетке. Большая деревянная клетка, установленная на повозке, запряженной одной лошадью. Заскочивший следом за мной один из стражников прикрепил цепь на верхней решетке, так что я почти повис, едва касаясь пальцами пола. После стражник спрыгнул на землю, хлопнула дверь, лязгнул замок, закрываясь, и послышался щелчок кнута возницы. Повозка с запрыгнувшими в нее двумя стражниками тронулась.
Поначалу мы ехали по извилистой накатанной грунтовой дороге. Большие, сплошные деревянные колеса повозки неторопливо крутились – лошадь шла шагом. Стражники беззаботно переговаривались о чем-то на своем басурманском, возница сидел молча, изредка приподнимая поводья и причмокивая, понукая лошадь. Вокруг раскинулись пологие холмы с красноватой, выжженной солнцем землей и желтой, выцветшей травой.
