Вспомнив о Шляпе, я тут же зажмурилась и постаралась дышать
ровнее. «Нашла, как не найти», — подумала я, но промолчала. Бабка
выглядела встревоженной, и пугать ее раньше времени не хотелось, ведь не ясно,
наша Шляпа в багажнике или не наша.
— Нет, — стыдясь, что говорю не правду, ответила я
и тут же спросила:
— Мне никто не звонил?
Бабка покачала головой, выразительно вздохнула, наблюдая за
тем, как Юрик с удобствами устраивается на подоконнике, и сказала как-то вяло:
— А я ведь вызнала, к кому он приходил…
— Кто? — не поняла я, так же, как и бабка,
наблюдая за ерзаньем Юрика на подоконнике.
— Ну, в шляпе этот… Клавдия Михайловна из двадцать
седьмой видела его с Нинкой.
— С какой Нинкой? — опять спросила я.
— С Нинкой, прошмандовкой.
— А-а-а…
Нинка, веселая деваха лет двадцати, снимала квартиру этажом
выше. Широкая общественность была в курсе, что Нинка работает в ночном клубе, а
на квартире у нее устраиваются оргии, и мужиков там немерено. Последние два
утверждения лично у меня вызывали сомнения, никакого шума из ее квартиры не
доносилось, да и мужиков не было видно, если не считать соседа Сашку, да еще нашего
Юрика, но его-то таковым давно никто не считал, и он сам в первую голову.
Несмотря на это, общественность упорно причисляла Нинку к падшим созданиям и
иначе как прошмандовкой не называла.
— А где она их видела? — проявила я интерес.
Клавдия из двадцать седьмой — бабка лет восьмидесяти. Она
страдала глухотой и носила очки толщиной с палец — чего она вообще видит, это
еще вопрос. Если только умудрилась столкнуться со Шляпой нос к носу, но и тогда
вовсе не обязательно, что смогла его разглядеть.
— Она своего кота искала, а эти подъехали аккурат к
самому подъезду. Нинка из машины шмыг, а этот, в шляпе, отогнал машину к
площадке и за ней.
— На чем подъехали? — на всякий случай
поинтересовалась я, хотя зрению Клавдии по-прежнему не доверяла.
— На джипе. Здоровый, черный, а может, синий, Клавдия
не уверена.
— Ну и где джип? — усмехнулась я.
— Должно быть, уехал, — пожала бабка
плечами. — Наш-то, в шляпе, полежал в подъезде, очухался и того…
— Ага, — хмыкнула я, — он же мертвый был.
— Ты думаешь? — горько вздохнула бабка, а Юрик
заерзал на подоконнике.
— И ничего не мертвый, — загнусил сосед, —
мертвые на джипах не ездят. Живой он, и напрасно вы, Варвара Васильевна, себя
беспокоите…
— Молчи, — рявкнула бабка и вновь обратилась ко
мне:
— Василиса, что ж нам делать-то? В милицию заявлять? А
ну как мужик живой? Явится и нам тут такое устроит…
— Вот-вот, — закивал Юрик. — На джипах крутые
ездят, а мы его в покойники… Квартиры лишимся, — заявил он не к месту, а
бабка заплакала.
Вынести это зрелище я не могла и метнулась было к телефону,
чтобы позвонить в милицию и разом прекратить все это, но замерла на полпути:
знать бы, чья Шляпа лежит в багажнике, а ну как наша-то гуляет, а Володя убил
совсем нам неведомую. И тут в голову мне пришла вполне здравая мысль: Володя
вел себя не правильно. Убив человека и запихнув его в багажник машины, не
оставляют ее открытой, да еще с ключами на коврике, и уж тем более не
раскатывают с трупом по городу, и не предлагают мне забрать одеяло, которым
этот самый покойник прикрыт. Господи, боже мой, а что, если Володя знать не
знает, что у него труп в машине?
— Мне надо подумать, — пробормотала я и на
негнущихся ногах отправилась в свою комнату. Как же я сразу не поняла: Володя
здесь ни при чем, труп в багажник ему подсунули. Кто? Убийца, естественно.
Развернувшись точно на середине своей комнаты, я зашагала в кухню и, не обращая
внимания на застывших, точно изваяние, соседей, заварила себе кофе. Я где-то
читала, что кофе стимулирует работу мысли. Надо признать, лишними мыслями я
себя "икогда особенно не утруждала и сейчас чувствовала себя не совсем
уверенно. Я прошествовала с чашкой кофе к себе в комнату и попыталась сесть в
кресло. Говорю «попыталась», потому что осуществить задуманное до конца не
удалось, в крайнем напряжении я пялилась на стену напротив и про чашку в руках
ненадолго забыла, в результате кофе выплеснулся, а я заорала. На моих
безупречно белых шортах появилось весьма неприятное пятно. Превозмогая боль от
ожога, я переоделась и пошла в ванную, шорты надо было спасать, то есть срочно
застирать, а физическая работа очень успокаивает.
Я налила в таз воды, сунула в нее шорты, и тут мысль
заработала во мне со страшной силой. Где-то минут через десять стало совершенно
ясно: Володя о трупе не знает, а когда я ему скажу… вот именно, труп или еще не
труп сидел у нас в кухне, и мои соседи утверждают, что привела его я. Если труп
зовут Колей и он тот самый тип с бультерьером, то выходит, что в самом деле я.
Хотя я понятия не имею, как он здесь вообще мог появиться. Ох, мама моя, бабка
Шляпу выпихнула на лестничную клетку, а потом он в багажнике оказался. Тут для
милиции все просто: это я сама его в багажник и засунула, ключи, кстати, у меня
были. А если я все это проделала, то дураку ясно, что убила тоже я.
Призрак длительного тюремного заключения отчетливо замаячил
на моем горизонте. Я в изнеможении опустилась на край ванны, чувствуя, как по
щекам горохом катятся слезы. Что же теперь делать? Звонить в милицию или нет? С
одной стороны, позвонить я просто обязана, хотя папа всегда твердит мне: «Не
вмешивайся», а папа жизнь прожил и знает, что к чему (это тоже его слова). С
другой стороны (и это самое неприятное), сообщая в милицию о трупе, я тем самым
доношу на саму себя. Если б я чего-нибудь могла вспомнить из событий прошлой
ночи, тогда еще куда ни шло. Я помню, что мы с Володей приехали, помню соседа
Сашку, а дальше все смутно и урывками. И если мне скажут: «Вот ты в пьяном
бреду в кухню вышла и дружка того…» — я ведь отрицать осмысленно ничего не
смогу, потому что действительно могла выйти и в самом деле… того. Хотя с какой
стати?
Слезы становились все обильнее, а мысли горше. И тут
мелькнуло вдали что-то вроде робкой надежды — может, не стоит никуда звонить и
вообще… может, все само как-нибудь обойдется? В конце концов, труп в багажнике
не моей машины, а Володиной, вот пусть у него и болит голова. А когда он его
найдет и в милицию сообщит, им придется еще доказать, что его в багажник
запихнули возле моего подъезда. А если его Шляпа вовсе не Шляпа с бультерьером,
то я и вовсе ни при чем.
