— Ты мне тоже, — с готовностью кивнула я.
Заказ принесли подозрительно быстро. Витька налил мне
шампанского, а себе водки.
— Не обижайся, — сказал он ласково, — но я
это пойло пить не могу. Я вообще только водку… ничего нет лучше нашей водки,
все эти виски да текила — чистый самогон, и тот, кто их пьет, просто
выпендрежник, а мне выпендриваться нечего, все и так знают, что за человек Витя
Казарин. Так что пью, что хочу, и все мне по барабану.
В конце концов трепаться ему надоело, и мы выпили.
Шампанское оказалось вкусным, мартини Витька тоже заказал, но я решила на
выпивку не налегать: во-первых, я здесь по делу, во-вторых, надо все как
следует рассмотреть и запомнить, чтоб потом девчонкам рассказать, что в этой
«Олимпии» интересного. Пока ничего особенного я узреть не смогла, павлинами
даже не пахло. Правда, был пруд, и не просто пруд, а с водопадом. С двух сторон
полукруглые мостики. Как человек, не лишенный от рождения чувства прекрасного,
я констатировала, что в целом это выглядит неплохо, хотя и отдает лубком. Вдруг
притушили свет, вокруг пруда зажглись невидимые глазу светильники-и по ровной
глади воды поплыли белые лебеди, невесть откуда взявшиеся.
— Настоящие? — насторожилась я.
— А то, — обиделся Витька.
«Да, будет что девчонкам рассказать…» — подумала я.
Мы еще выпили и закусили, дважды танцевали, а когда опять
вернулись к столу, Витькина рука оказалась на моем колене, затем переместилась
в район тазобедренного сустава. Я заволновалась, в том смысле: а на фига мне
это нужно? И решила, что танцы на Витьку действуют плохо и надо с ними
завязывать.
— Слушай, — заметила я, стараясь не обращать
внимания на его руку, которая уже приближалась к тому месту, которое и
назвать-то совестно, — мне туфли жмут, можно, я их сниму?
— Конечно, — удивился Витька. — Положи их на
стул.
— Туфли? — не поняла я.
— Нет, ноги…
— Неудобно, — косясь на граждан, заметила я.
— Тогда на стол, — заржал Витька и добавил
философски:
— Чего удобно, то и удобно.
Я сбросила туфли и пристроила ноги на соседнем стуле, чем
лишила Витьку возможности шарить под моим платьем. Сначала он пробовал
продолжить, изогнувшись и приняв крайне неудобную позу, но даже дураку было
ясно, долго он так не протянет. Минут через пять Витька это тоже понял,
погрустнел и, должно быть, по этой причине приналег на водку.
Далее вечер продолжался в рамках Груниных предсказаний.
Выпив водки, закусив, Витька, особо не мудрствуя, переложил мои ноги на свой
стул и принялся их оглаживать, так что мне сразу захотелось надеть туфли, что я
поспешно и сделала. Неугомонный Витька передвинулся ближе и теперь работал
двумя руками, активно шаря по моим ногам.
Я томилась, ерзала, изо всех сил стараясь выглядеть
счастливой, так что, когда Витька сказал: «А не поехать ли нам в одно хорошее
местечко?» — я с радостью согласилась.
Он подозвал официанта, расплатился пачкой денег, при виде
которой у меня глаза полезли на лоб, а шампанское обратно, и мы зашагали к
выходу. Теперь Витькина рука лежала ниже моей талии, и ничего поделать с этим я
не могла. Витькины друзья проводили нас широкими улыбками, а он в ответ
подмигнул.
Оказавшись в машине, Витька повел себя чересчур активно, и я
испугалась, что до квартиры мы не доедем, принялась хихикать, одергивать подол
и шептать с дурацкой улыбкой:
— Ну, Витя, ну, перестань.
В конце концов мы тронулись с места, а я, косясь на своего
спутника, со злорадством подумала: «Подожди, гад, Груня уже заняла исходные
позиции, и мало тебе не покажется».
Где-то минут через десять очень быстрой езды мы въехали во
двор многоэтажного дома и притормозили возле третьего подъезда. К этому моменту
уже начало смеркаться, но света еще хватало, чтобы обозреть двор. Я его и
обозрела, но Груни нигде не обнаружила. Это было и хорошо, и не очень. Хорошо
то, что раз я Груню не вижу, значит, и Витька тоже не видит, и все в нашем плане
катится как по маслу, а плохо то, что тут же меня начали одолевать сомнения,
вдруг Груни здесь вовсе нет? Что тогда?
Я с тревогой покосилась на Витьку. Допустим, причинив ему
незначительные телесные повреждения, я смогу вырваться, однако глупо будет
после этого ожидать, что он мне поможет, скорее наоборот. А мы как раз и
затевали все это, чтобы Витька помог мне.
Я еще раз обшарила взглядом двор и вздохнула, а Витька,
подхватив меня под руку, повел к подъезду. Квартира его располагалась на
третьем этаже и со стороны лестничной клетки казалась совершенно обыкновенной,
но это только снаружи, а внутри… Стоило мне переступить порог, как я поняла,
что Витька обустраивал свое конспиративное гнездо с размахом и фантазией. Из
трех комнат он сделал одну, сметя все перегородки. В центре четыре колонны,
вроде греческих, поддерживали подозрительного вида навес, говорю
«подозрительного», потому что данное сооружение в квартире представлялось
неуместным и, очевидно, из-за этого хлипким. Под навесом стояла кровать на гнутых
ножках, застеленная шкурой неизвестного животного, наверное синтетического.
Пространство между колоннами было завешано прозрачными
тканями, и сейчас они слабо колыхались, видно, по соседству заработал
кондиционер. Рядом — низкий столик на пестром ковре и гора подушек. В целом
квартира напоминала декорации к очередной серии об Анжелике. Я вновь покосилась
на Витьку. В роли героя-любовника в моей голове он никак не укладывался, и я
заволковалась. Витька понял мое волнение по-своему и, небрежно обняв меня, поинтересовался:
— Ну как, впечатляет?
— Очень, — пискнула я. Сбросила туфли и пошла по
пушистому ковру, пытаясь выглядеть оживленной. — А где кухня? —
полюбопытствовала я.
— Там, — махнул рукой Витька куда-то в угол и тут
же предложил:
— Хочешь выпить?
Этого я точно не хотела. Но с другой стороны, если Витька
начнет пить, то будет занят и на время оставит меня в покое. Эта мысль
показалась мне удачной, и я с радостью согласилась.
Мы прошли в кухню, которая ничем особенным не потрясала,
видно, вся Витькина фантазия ушла на создание роскошного сераля. Мы устроились
в плетеных креслах с разноцветными подушками, и Витька налил себе водки, а мне
шампанского, которым был забит весь холодильник, после чего как-то чересчур
ловко дернул меня за руку и я оказалась на его коленях, чуть не умерев от
счастья.
