Он поцеловал меня, а я постаралась выглядеть влюбленной. Но
тут же оценила всю опасность такого поведения: а ну как Витька решит
расположиться прямо в кухне, окно-то выходит на улицу, и Груня даже не увидит
условного сигнала.
— Боже, — простонала я, мой стон Витька отнес на
счет разыгравшейся страсти и поцеловал меня вторично, а я, как только смогла
освободиться, налила водки в рюмку и предложила ему выпить.
— Сними платье-то, жарко, — посоветовал Витька и
сам снял пиджак, бросил его на диван в углу и начал расстегивать рубашку.
Ни фига себе, а Груня говорила, что он стесняется
раздеваться, и вот такой подарок. Я уж молчу про то, что ему еще положено долго
жаловаться на жену, по крайней мере, именно это она мне обещала, а вовсе не
поцелуи…
Что-то насвистывая, Витька под моим напряженным взглядом
продолжал расстегивать пуговицы, пока одна из них не осталась в его руке. Он с
досадой посмотрел на нее и со вздохом заявил:
— Ну, жизнь, пуговицу некому пришить.
— Давай пришью, — с готовностью предложила я.
Мы стали искать иголку с ниткой, которая, по мнению хозяина,
где-то была, но не нашли. Витька выбросил пуговицу и остался в рубашке.
— Нечего удивляться, если жена меня променяла на кота.
— На какого кота? — проявила я живейший интерес.
— На Пафнутия. Своими бы собственными руками придушил
эту сволочь.
— Кого, кота?
— Кота, — зло кивнул Витька. — И ничего
смешного здесь нет, он у меня, можно сказать, жену отбил.
— Груню?
— Само собой, Груню. Что у меня жен-то, десяток? Я ж не
татарин.
— Как это кот мог отбить у тебя жену?
— Так, — начал злиться Витька, — говорю,
сволочь, еще и гадит где попало. Обычно мне в ботинок. Рядом Грунины стоят, так
он ни-ни, а в мой — только оставь. Правда, у меня с этим гадом старые счеты.
Грунька у своих была, мы тогда еще втроем жили: она, я и эта сволочь, это потом
уж она развела зоосад, а тогда только этот. Короче, он у меня пуговицу от
пиджака отгрыз и заныкал, и по всему пиджаку его шерсть. Прикинь, а меня люди
ждут. Ну, я его под горячую руку хотел топить, он, гад, вырвался и на
антресолях залег. Когда я его оттуда палкой выпихнул, вся злость прошла, хотя
надо было бы его в тот день придушить, падлюгу, а я не стал. Вражина эта ванну
запомнила и принялась мне мстить. К примеру, на диван сяду, он цап меня за
палец, а Грунька: «Витя, пересядь в кресло, ты Пафочку нервируешь…» Пафочка…
Ненавижу котов, самое бесполезное в мире животное. Вот скажи, какая от них
польза?
— Мышей ловят, — ответила я.
— Мышей, — презрительно фыркнул Витька, —
мышей разводить нечего, тогда и ловить не придется.
Мысль показалась мне интересной, и я кивнула.
— Вот взять хоть Пафнутия, — все больше расходился
Витька, — мышей у нас нет, сволочь эта только жрет да мне в ботинки гадит,
а она с ним носится, точно с дитем малым. Тьфу…
— Так может ей просто нужно о ком-нибудь
заботиться? — выдвинула я предположение.
— А я? — обиделся Витька. — Обо мне что,
заботиться не надо? У меня, между прочим, работа нервная. И вообще… а она с
котом. У него, видишь ли, ушки больные, а у меня тоже, может быть, ушки, только
со мной никто по врачам не бегает. Нет, права была мамаша, она хоть и алкоголик
со стажем, но людей видит. Мамаша как Груньку увидела, сразу сказала: «Эх,
сынок, не будет тебе с ней жизни». Так и вышло. И пацаны все говорили: Витек,
посмотри, кого берешь, физиономия конопатая, росточком не вышла, а имя вслух
произнести стыдно. А я самый умный: мол, не ваше дело… Нет, надо было пацанов с
мамашей слушать, а я женился, как последний… — Витька покачал головой и рухнул в
кресло, тяжко вздыхая. — Никакой жизни, — прошептал он. — Никто
ей, кроме котов, не нужен… А ты котов любишь? — с подозрением спросил он.
— Нет, — отчаянно замотала я головой. — Я
вообще никакую живность не люблю, если только съесть.
— В каком смысле? — насторожился Витька. —
Коты несъедобные… хотя… — Он вдруг задумался, невидящим взором уставившись в
одну точку. — В нем килограммов семь будет, это точно, шкура там, хвост…
Все равно прилично остается.
— Витька, — испугалась я, — ты кота жрать не
смей. Груня тебе ни в жизнь не простит.
— Она мне и так не простит, — закручинился
он. — Развела зоопарк и целый день с этой животиной, я ей говорю: «Тебе,
дура, ребенка надо», — а она мне: «Сам дурак». Ну что с такой сделаешь?
Потом собак привела, с этими же гулять надо. Она идет, вся в собаках, а народ
смеется. Мне ж неловко, собаки — это не коты, их в доме не спрячешь, а мне от
пацанов стыдно. Ну я их всех и… того.
— Утопил? — прошептала я.
— Да нет. Вывез за город, километров за сорок, чтоб
вернуться не могли, и выпустил. Пусть вольным воздухом подышат. И что ты
думаешь, никто не вернулся, только эта сволочь, Пафнутий. Неделю шел. Я глазам
своим не поверил, когда его увидел. Облезлый, тощий, и первым делом мне в
ботинок…
— Да, — посочувствовала я.
Витька продолжал кручиниться, а я смотрела на него и
неожиданно поняла, что он мне нравится. Конечно, он недоумок, это Груня верно
подметила, но ее любит, ясное дело, и даже страдает. Парень он и в самом деле
неплохой, обманывать его мне сразу расхотелось, а уж в любовь играть тем более.
Ему это так же надо, как и мне. Нечестно это все. Вот сейчас расскажу все как
есть, не про Груню, конечно, а про то, почему я с ним на эту квартиру
потащилась. Решит помочь — хорошо, а выгонит — значит, поделом, но целоваться я
с ним больше не могу. Ведь выходит, что мы в самом деле Груне изменяем.
Пока Витька сокрушался, а я формулировала свою просьбу, в
дверь неожиданно позвонили, сначала один раз, потом второй, и гораздо
настойчивее. Я решила, что это Груня. Может, ключи от квартиры забыла и не
рискнула дожидаться сигнала? Витька прислушался к звонку, потом поднялся и
неохотно побрел к двери.
— Чего надо? — спросил он грозно, ему глухо
ответил мужской голос. Слов я не разобрала. Витька поинтересовался:
— Ряха, ты, что ли? — И открыл дверь.
В квартиру вошел высокий худой парень с лошадиным лицом и
глазами навыкате. Его бритый череп отливал синевой, но, несмотря на старания
природы и свои собственные, парень умудрялся выглядеть почти симпатичным, было
в нем что-то такое, не позволявшее с пренебрежением отвернуться от него. С
Витькой они составили примечательную пару, точно Дон Кихот с верным
оруженосцем.
