Таилась я зря, в холле никого не оказалось. В гостиной, где на столе стояли несколько накрытых полотенцами тарелок, тоже.
Я уже почти решила вернуться к себе — усталость брала верх, когда заметила чуть приоткрытую дверь. Едва-едва… другой ракурс, и пропустила бы.
Здравый смысл спасовал перед любопытством и… я вышла наружу.
Луна была огромной настолько, что мерещилось, будто занимала половину неба. Круглая, песочно-желтая, с прожилками, рисующими таинственные знаки, за которыми, как говорили, скрыт ключ к секретам мироздания, она отражалась в ровной глади озера, выстилала ровную дорожку, ведущую к деревянным мосткам, уходящим прямо в позолоченную неверным светом воду. Следующим, что заметила, оторвавшись от чарующего зрелища, стоявший на берегу Северов. Полностью обнаженный и окутанный призрачным сиянием.
Мне бы сразу уйти, но… я замерла, не в силах отвести от него взгляда.
Я видела его тело, когда обрабатывала рану, но сейчас… это было другое. Там — лишь проблеском чувственности, когда представлялось, как я нежно провожу по коже, скрывающей сильные, тренированные мышцы. Оттенками, полутонами, в которых была робкая нега и мечты… Несбыточные, но, тем не менее, сладкие.
Здесь — реальность, до которой легко было дотянуться рукой. Вот он… весь! Широкие плечи, крепкая шея, мускулистая спина, треугольником уходящая к узким бедрам, упругие ягодицы, сильные ноги…
Похоже, я забыла, как дышать, бесстыдно разглядывая это великолепие, потому что судорожно хватала воздух, когда он, после нескольких резких движений руками, вдруг бесшумно, без малейшего всплеска, ушел в воду.
Дав себе еще минуту, чтобы полюбоваться на то, как тело Северова, похожее на неукротимую стрелу, разрывает надвое струящийся по воде свет луны, вернулась в дом. Ко всем уже имеющимся проблемам, мне только этой и не хватало.
Князь Даниил Северов… Я понимала, что теперь не просто приемная дочь вдовы бригадного генерала Елизаветы Волконской, но это мало что меняло. Не для того, чтобы влюбиться… чтобы думать о чем-либо более серьезном, чем просто поддаться на какое-то время вспыхнувшей страсти.
Его жизнь… Моя жизнь… Я не видела вариантов, чтобы их совместить.
Эта мысль не успокоила эмоций, но приглушила их, дав возможность уснуть. Мне нужен был отдых, терять время на ненужные переживания я не собиралась.
На этот раз разбудило не ощущение, а тихий голос:
— Уже утро!
Подскакивать, хоть он и стал неожиданностью, я не стала. Потянулась, сладко зевнула, прикрыв рот ладошкой, и только после этого демонстративно медленно открыла глаза, встретившись с понимающим взглядом князя. О моем появлении ночью на крыльце не знать он не мог. О том, что мне об этом известно, тоже.
— Ваше предложение спуститься вниз через двадцать минут еще в силе? — позволив рубашке сползти с плеча, поинтересовалась я, невинно глядя на полностью одетого Северова.
— В силе, — улыбнувшись, подошел он еще ближе. Наклонился, заставив сердце замереть, коснулся волос… вроде как поправить прядь, вот только те были слишком короткими для столь невинного жеста. — Одежда на кресле, — выпрямляясь, продолжил он. — Я предположил, что вы предпочтете мужские костюмы, но если ошибся…
Я, прижав одеяло к груди, села, тут же предпочтя вновь лечь. Ворох был не просто внушительным, он вызывал опасения.
— Вы собираетесь держать меня здесь месяц? — довольно язвительно поинтересовалась я, на какое-то время даже забыв о мести за ночное развлечение.
— Что заставило вас так думать? — вполне искренне удивился он. Судя по всему, действительно не понимал.
Перевела взгляд на довольно небрежно сброшенную в кресло одежду, давая ему возможность самому сделать правильный вывод.
Пару минут ничего не происходило — князь просто смотрел, чуть сведя брови к переносице, потом, совершенно неожиданно для меня улыбнулся и кивнул: — Да, с этой точки зрения именно так и выглядит.
— А с вашей? — не преминула я воспользоваться ситуацией. Когда еще доведется узнать лучше.
— Я отдал нечеткий приказ, — «повинился» он, присаживаясь на край постели. — Два-три дня и вы будете дома.
— Успевая на бал в императорском дворце! — с «детским восторгом» глядя на него, воскликнула я. Улыбка быстро сошла с моего лица: — Надеюсь, вы знаете, что делаете.
— Не сомневайтесь в этом, — поднеся мою ладонь к губам, заверил князь и поднялся. — Жду вас внизу. И… — продолжил он уже от двери. Не закончил, посмотрев то ли сочувственно, то ли… сожалея, и вышел из комнаты.
Подскочила, как только осталась одна. На этот раз голод оказался сильнее, и я решила, что сначала поем, а потом уже и все остальное.
Умылась быстро, чуть больше времени потратила на то, чтобы выбрать костюм. Кто-то явно не поскупился. Расцветки, фасоны, ткани… Белье лежало отдельно, упакованное в аккуратные свертки. Обувь стояла на полу.
Переодевшись в добротный темно-серый костюм и выбрав удобные сапожки — очередных сюрпризов я не исключала, подошла к окну. Открыла ставни, впуская внутрь утреннюю свежесть и любуясь открывшимся видом. Озеро было огромным, его берега терялись вдали, намекая о себе лишь темной линией, которой мог быть подступающий к воде лес.
Взгляд невольно скользнул по деревянным мосткам… возвращая к событиям ночи. Он… Я… Усмешка вышла горькой. В том-то и дело, что он и… я. Каждый в своем мире.
Тряхнув головой — за всей этой романтикой и переживаниями я забывала о главном, резко развернулась, чтобы отправиться вниз, и… замерла, глядя на надпись на конверте, лежавшем на комоде.
Всего два слова изящной вязью. Моей дочери…
* * *
«Не мертвым словам на бумаге рассказывать эту историю, но когда ты окажешься в Марикарде, я буду уже далеко, вновь вернувшись в тот дом, который ты, волей провидения, никогда не сможешь назвать своим».
Я сглотнула, чувствуя, как подкашиваются ноги, с трудом дошла до кровати. Присела на краешек, не позволяя себе потерять остатки самообладания, закрыла на мгновение глаза.
Он был рядом…
— Если хотите…
Я подскочила, пошатнулась… Князь успел не то, что бы подхватить — помочь сохранить равновесие.
— Почему?! — не сдержавшись, выдохнула я. Не с горечью, с отчаянием.
— Для него важно ваше счастье, Анастасия Николаевна, — твердо произнес Северов, продолжая удерживать меня за плечи. — Ради него он готов считать вас погибшей и скорбеть в день, когда смерть опалила его дочь своим дыханием.
— Звучит поэтично, — не делая попыток вырваться, заметила я. Посмотрела на пол… куда соскользнул лист бумаги. — Вы знаете, что там?
— Да, — прижимая меня к себе, ответил он. — Ваш отец дал мне прочесть, прежде чем запечатал конверт.
— Почему? — вновь спросила я, но теперь уже о другом.
