– Это не имеет значения. Теперь она твоя. И имя выбирать тебе.
– Тогда я назову ее… назову ее Брахти Шом’На в честь моей предыдущей любимицы.
– Я надеюсь, ты не забыла, почему предыдущая Брахти умерла и чего не надо больше делать? – строго поглядел на дочь Крамм.
– Да, папа, – кивнула девочка. – У людей слишком слабые кости, и играть в борьбу с ними нельзя.
– А еще заставлять их не дышать по десять минут, – усмехнулся отец. – Ну ладно, развлекайся. Не забудь, что твоя Брахти – это не игрушка, а живое существо. Кормление, выгуливание и все остальное – на твоей совести. Но есть еще одно условие: когда мне понадобится Брахти, ты отдашь мне ее без обид. Я иногда буду у тебя ее забирать ненадолго, ясно?
– Ясно. Но для чего?
– Она уже взрослая, здоровая человеческая самка. Вместо того чтобы закупать рабов каждый год, можно просто их разводить прямо здесь, в нашем имении. И с самого рождения учить верности и покорности. Тогда они будут преданны нам от начала и до конца своих дней. Прямо как собаки, которых приучают к хозяину в щенячьем возрасте.
Девочка взяла Дашу за руку и усадила на свою кровать. Затем отошла к своему столу, а вернулась с куклой и миниатюрной расческой.
– Сделай ей прическу! – приказала Джинна’ри, протягивая игрушки девушке.
– Милая, Брахти не знает нашего языка. Ты ведь учила их язык, говори на нем. Но не слишком много: пусть самка сама учится говорить по-нашему.
– Ясно, папа. Спасибо тебе! Это самый лучший подарок в моей жизни!
– Все для моей любимой доченьки. Развлекайся, но долго не засиживайся, уже поздно. Кстати, если Брахти станет противиться – можешь ее побить.
– Хорошо, папа!
Еще раз взглянув на довольную дочку, Крамм вышел и закрыл за собой дверь. Как только хозяин покинул комнату, Даша перевела взгляд на девочку и нервно попятилась. В глазах Джинна’ри сияло столько радости, счастья и восторга, что становилось страшно. Так как разговор отца и дочки для девушки оказался абсолютно непонятным, это устрашало вдвойне. Джинна’ри широко улыбнулась и громко-громко завизжала на авельонском:
– Игра-а-ать! ИГРА-А-А-АТЬ!
Даша почувствовала, как у нее чуть не остановилось сердце. А затем пожалела, что оно все-таки продолжило биться.
Надзиратель протолкнул Роджера в столовую. Эманою приходилось слегка наклонять голову, чтобы его высоченные рога не задевали потолка. В отличие от дома Крамма, барак выглядел по-спартански, без каких-либо излишеств и предметов уюта, но в то же время чистым и ухоженным. Вся мебель в столовой исчислялась четырьмя длинными столами со скамьями, шкафом для глиняной посуды и огромным черным котлом в углу. Эманой усадил Роджера за стол, а сам навалил в миску половник холодного варева из неизвестных ингредиентов и вместе с ложкой поставил перед новоиспеченным рабом.
– Кушать, – скомандовал он.
Наемнику не надо было повторять дважды. Он с радостью накинулся на еду, сильно постаравшись не обращать внимания на тошнотворный привкус подгнивших овощей и изредка попадающийся хрустящий песок. Тем временем Эманой тоже взял себе порцию, усевшись рядом с Роджером, принялся за поздний ужин.
– Эм… можно мне спросить? – робко сказал наемник.
– Можно, – спокойно ответил пепельник, уплетая еду. – Но звать ты меня должен наставником, ясно?
– Ясно, – кивнул Роджер. – Наставник, скажите, зачем я здесь? Я слабее ваших пепельников. Я не настолько вынослив, как они. Но почему-то хозяин отдал за меня и мою подругу огромную кучу денег, на которую, вероятно, можно купить два десятка первоклассных рабов-пепельников. Я чего-то не понимаю?
– Разумный вопрос, – кивнул Эманой. – Но ответа на него я не знать. Ты понимать, зачем ты здесь?
– Нет. Чтобы работать?
– Ха! – усмехнулся наставник. – Через полгода ты плевать в лицо тем, кто работать на плантации. Если выживать, ты быть не сборщик фруктов. Ты быть па’вухарреном!
– Па’вухарреном? Гладиатором?!
– Истинно так. Тебя узнать, Паннингем. Ты наемник. С известной репутацией. Мы знать, что ты отличный воин и по мастерству боя обходить даже многих из моего рода. Так что завтра с самого утра ты тренироваться со всеми наравне, а если из тебя выходить какой-то прок, то участвовать на боях через месяц.
Роджер кивнул. Да уж, приятная перспектива – драться насмерть с разъяренными рабами, со смирением принимая ущемления, унижения, избиения и прочие неприятности со стороны рабовладельца. Хорошо, что Даше это не грозит, решил наемник, доедая варево.
Как только с ужином было покончено, Эманой отвел Роджера в спальный корпус. В этом помещении располагались несколько клеток, в каждой из которых прямо на колючей соломе спали по два-три пепельника. Людей среди рабов не наблюдалось. Наставник открыл одну из клетей, в которой уже спал один боец, посадил туда Роджера и повесил на решетку замок.
– Теперь спать. Тренировки начинаться с рассветом.
Кивнув на прощание рабу, наставник покинул барак. А Роджер, тяжело вздохнув, обернулся, чтобы осмотреть свою камеру, и тут же резко отступил: над ним нависал спящий до этого момента сокамерник. Настолько огромный, что даже остальные пепельники на его фоне меркли. Ширина его руки могла соперничать с шириной торса Роджера, а ростом этот раб был выше наемника как минимум на три головы. Не считая пары рогов. Не таких огромных, как у наставника, но тем не менее.
Пепельник, грудь которого покрывала татуировка раскинувшего крылья орла, наклонился, и теперь его глаза смотрели прямо в глаза Роджера.
– П-привет, – чуть отведя в сторону лицо, сказал наемник.
– Тебе тут не рады, – на авельонском ответил раб. – Жалкий, скользкий червяк. Человечишко, ни на что не способный. Всегда, когда к нам привозить человека, он жить не больше двух недель. А сколько продержаться ты?
– Постараюсь немного подольше, чем две недели, – нахмурился Роджер. Он прекрасно понимал, что в прямом бою, тем более в тесной камере, преимущество на стороне этого громилы. Но страха не было. Именно поэтому наемник до сих пор оставался жив. Вместо страха он всегда проявлял лишь здоровую опасливость.
– Да ты мне язвить, – рыкнул пепельник.
– Ничуть. Раз уж зашел разговор, может, расскажешь о правилах? Я понимаю, что со своим хлебом в пекарню не ходят, так что прошу помочь во всем разобраться, чтобы, так сказать, не попасть в неприятную ситуацию.
Пепельник отошел на пару шагов и уселся на пол, облокотившись о стену. Жестом предложил человеку сесть напротив. Роджер сел, слегка расслабился и стал внимательно слушать.
– Во-первых, – начал сокамерник, – арена моя. Я чемпион. Я чемпион уже восемь зим, больше меня держаться только один воин.
– Как его звали? Наверняка я о нем слышал.
– Наверняка слыхал. Звать его Несломленный, – усмехнулся раб. – А меня звать Пахмар Аль-Гуламми, и я тебя порвать голыми руками, если ты мне не нравиться. И мне сходить это с рук. Ты понимать?
