– Сию секунду, сэр.
Олем встрепенулся, выбросил сигарету и поспешил к лестнице. Тамас посмотрел ему вслед, затем вернулся к медленно приближавшемуся баркасу. Он спиной чувствовал взгляд Сабона.
– Что тебе? – спросил он с большим, чем следовало, раздражением в голосе.
– Во имя бездны, в чем дело? – удивленно произнес Сабон. – Столько суеты из-за простого повара.
– Шеф-повара, – поправил Тамас.
– Ты думаешь, он шпион?
– Не знаю. Поэтому и попросил Олема выяснить.
– Какая польза от телохранителя, если ты отсылаешь его как раз тогда, когда уже показались послы Кеза?
Тамас не ответил. Значит, Михали не был плодом его воображения. Но как быть с тем, что сказал этот человек? Он попросил Тамаса разобраться с предсмертными словами Избранных – что-то такое, о чем фельдмаршал не знал.
Тамас не был религиозным человеком. Если говорить о его убеждениях, то он разделял популярное в высшем обществе и среди философов мнение, что Кресимир был богом определенной эпохи. Он явился и привел Девятиземье в движение, а потом отправился дальше, чтобы больше никогда не возвращаться.
Но теперь гневно загрохотала сама Святая гора. Что это могло означать?
Тамас не мог позволить, чтобы суеверия вывели его из душевного равновесия. Нужно арестовать Михали нынче же вечером, и с этим будет покончено.
Он молча смотрел на приближавшийся баркас, пока Сабон не указал вниз, на берег:
– Ваши баламуты уже здесь.
– Проклятье, в самое неподходящее время.
Тамас и Сабон поспешили вниз в гавань, чтобы присоединиться к членам комитета. Они пришли вместе с секретарями, слугами и телохранителями. Казалось, на берегу собрался весь Адопест. Прошло то время, когда соображения секретности требовали, чтобы они виделись с глазу на глаз: только семь мужчин и одна женщина, составившие заговор, чтобы свергнуть короля с престола.
Члены комитета собрались вместе, чтобы встретить его на набережной.
– Тамас, мой дорогой, – сказала леди Винсеслав, как только он приблизился. – Пожалуйста, попросите его святость и второго господина, – она презрительно указала на Первосвященника и Евнуха, – не курить так много.
– Вы могли сами их попросить, – сказал Тамас.
– Она просила, – вмешался Рикард. – Но кажется, что его святость не знает, как вести себя в присутствии леди.
Леди Винсеслав фыркнула:
– Не думаю, что вы сами это знаете, сэр.
– Я просто бедный рабочий человек, госпожа. – Рикард снял шляпу и поклонился ей. – Простите меня.
Первосвященник и Евнух, похоже, наслаждались недовольством леди Винсеслав. Черлемунд повернулся к Тамасу, пуская кольца дыма:
– Вы знали, что у этого парня еще при рождении удалили его мужское естество? Я и не подозревал, что подобные вещи еще практикуют спустя тысячи лет.
– Еще пятьдесят лет назад в церковные хоры предпочитали принимать именно кастратов, – усмехнулся Ондраус, взглянув на Первосвященника поверх своей книги. – И сейчас ряд известных певцов, таких как Киркхэм и Ноубенхас, являются кастратами. Их приглашают петь в соборах всего Девятиземья. Удивительно, что вы этого не знали.
Первосвященник старательно запыхтел трубкой.
– Это обычная практика, – согласился Евнух. Шум прибоя почти заглушал его высокий голос. – На моей родине есть целая каста евнухов. Они служат в гаремах и при дворах правителей Гурлы и исполняют любую прихоть хозяина. – Он взглянул на леди Винсеслав и добавил: – Любую, какую только можно вообразить.
– Отвратительно, – произнесла леди Винсеслав и отвернулась.
Тамас молча наблюдал за этой пикировкой. Иногда члены комитета казались ему маленькими детьми из закрытого пансиона, где никто не думал ни об учебе, ни о воспитании. Подобралась на редкость разношерстная компания.
– Это все довольно интересно, но посол скоро будет здесь, – напомнил Тамас. – Я сам его поприветствую. Один. Несомненно, он заведет речь о договоре, еще даже не выйдя из лодки. Я скажу ему, пусть засунет этот договор себе в задницу.
– Мне кажется, он легче уступит женскому очарованию, – сказала леди Винсеслав.
– Держу пари, что так и будет, – проворчал Первосвященник. – Мне нечего здесь возразить. В случае войны в Девятиземье церковь будет соблюдать нейтралитет.
– Ваша поддержка растрогала меня до слез, – буркнул Тамас. – Кез наверняка предъявит ультиматум. Я бы предпочел сохранить мир, если это возможно. Вопрос в том, как дорого мы за него заплатим. Подписание договора абсолютно исключено. Я не допущу, чтобы они отняли у нас нашу страну. Рикард?
– Война затруднит торговлю по Адроанскому озеру, – рассудил Тумблар. – Союзу это не понравится. С другой стороны, фабрики заработают в полную силу, наняв тысячи рабочих для производства боеприпасов, обмундирования и консервов. Это будет большим благом для промышленности Адопеста. Военные заказы и восстановление города смогут полностью решить проблему безработицы.
– Начать войну, чтобы решить проблемы экономики, – пробормотал Тамас. – Если бы все было так просто. Леди?
– Мои наемники в вашем распоряжении.
Пока в Адро не закончится земля для вознаграждения ее офицеров, подумал Тамас.
Евнух пожал плечами:
– У Владетеля нет определенного мнения о войне.
– Он удержит в повиновении уличные банды? – спросил Тамас. – Если сразу после объявления войны Адопест разорвут на части изнутри, все закончится, не успев начаться.
Евнух затянулся трубкой:
– Владетель будет их… контролировать.
– Ректор?
Старик задумчиво посмотрел вдаль и провел пальцем по паукообразному родимому пятну на лице.
– В Девятиземье не случалось настоящей войны, начиная с Сумеречной эпохи. Я надеюсь на мир, но… – Он устало вытер рукой лоб. – Ипилл – алчный человек. Сделайте все, что только возможно.
Ревизор остался последним, кто еще не высказался. Ондраус отодвинул бухгалтерскую книгу, снял очки, сложил их и убрал в карман.
– Если заплатить Кезу все, что ему задолжал Манхоуч, получится дороже, чем два года воевать с ними. Пусть отправляются в бездну.
Сабон рассмеялся. Рикард и Евнух тоже усмехнулись. Тамас сам с трудом подавил смешок и кивнул ревизору:
– Спасибо за ваше обоснованное мнение, сэр.
Тамас направился к причалу, чтобы приветствовать посла. Он вытащил из кармана патрон, осторожно развернул гильзу и высыпал немного пороха себе на язык. От наполнившей его силы по телу разлилось тепло, пороховой транс заставил мозг работать четче. Томас шел по скрипящим доскам причала с закрытыми глазами и снова открыл их лишь за двадцать шагов до баркаса.
