– Очень хорошо, что вы завернули, – сказал незнакомец. – По Красной реке плывет большой отряд варваров.
Поскольку те, кто плыл, были для него варварами, мы поняли, что он имеет в виду наших соплеменников. Правда, это ничего особо не меняло – опасность все равно сохранялась.
Мы переглянулись.
– Тогда мы лучше подождем, пока они проплывут, – неуверенно произнесла Робин.
– Если хотите, можете отдохнуть у меня в укрытии, – вежливо предложил незнакомец.
Нам эта идея не очень понравилась, но не хотелось, чтобы он понял, что мы его враги. Мы с Робин и Хэрном снова переглянулись. Утенок же посмотрел на варвара и улыбнулся.
– Спасибо большое, – решился он.
Я пнула его в лодыжку, но он просто убрал ногу. И секунду спустя уже поднимался по тропинке. Робин тихонько запричитала, как истинная дама, и тоже выбралась из лодки.
Мы с Хэрном не знали, что же делать. Нам казалось, что лучше держаться вместе, – но тогда пришлось бы оставить Гулла. Мы попытались его поднять.
– Гулл, пойдем, – попросила я. – Мы идем в гости.
Хэрн тоже принялся подбадривать его, но Гулл не шевелился, а тащить его мы не могли.
Тут моего лица коснулись чьи-то влажные волосы, и от неожиданности я подскочила. Варвар опустился на колени рядом с лодкой, просунулся между нами и посмотрел на Гулла.
– Давно это с ним? – спросил он.
Хэрн посмотрел на меня:
– Пожалуй, с месяц.
Тут над нами нависла Робин.
– А вы знаете, что это с ним? – нетерпеливо спросила она. – Неужели вы можете нам помочь?
– Ну, кое-чем могу, – отозвался незнакомец. – Хотя, конечно, было бы лучше, если бы вы привезли его сюда пораньше.
Он встал, и лицо у него сделалось очень серьезное.
– Нам придется подождать, пока варвары не проплывут мимо, – сказал он.
Со склона ссыпался Утенок:
– Я видел вар…
– Тихо! – шикнул на него мужчина.
И мы услышали голоса и плеск множества весел. Они гомонили все разом. Но я все-таки расслышала, как один из них произнес:
– Впереди все чисто. Этих дьяволов нету.
Судя по звукам, лодка была большая и тяжелая и двигалась быстро благодаря течению и усилиям гребцов. Я подумала, что они, наверное, патрулируют – проверяют, не покажутся ли где варвары. Шум удалился в сторону того места, где реки сливались, и стих вдали.
Когда они уплыли, мужчина назвал себя:
– Меня зовут Танамил. Это означает «младший брат».
Я не была уверена, что нам стоит говорить ему свои имена, – он ведь мог по ним догадаться, что мы не из его племени. Но Робин, как истинная леди, вежливо представила нас всех.
– Это Хэрн, – сказала она, – и Танакви. Моего брата, который лежит в лодке, зовут Гулл. А это Утенок…
Танамил посмотрел на Утенка – тот так и стоял на тропе.
– Утенок? – переспросил он. – Не Маллард?
Физиономия у Утенка сделалась почти того же оттенка, что и здешняя земля.
– Маллард, – буркнул он. – Утенок – это домашнее прозвище.
Танамил кивнул и перевел взгляд на Робин:
– Я могу угадать ваше имя. Вы – тоже птица. Яркая птица, птица знамения. Робин?
Сестра тоже покраснела и кивнула. Она чрезвычайно смутилась и совсем забыла, что ей полагается вести себя как настоящей леди.
– А откуда вы знаете?
Танамил рассмеялся. Смех у него был очень приятный – не могу не признать, – радостный и заразительный. Нам тоже захотелось смеяться.
– Я странствую в поисках знаний, – объяснил он. Потом он взглянул на лежащего Гулла и посерьезнел. – И хорошо, что мы встретились. Он ушел очень далеко.
Мы тоже посмотрели на брата. И сперва подумали, что Танамил преувеличивает. А потом вдруг заметили, как сильно изменился Гулл за это недолгое время. Он еще более исхудал и побледнел. И лежал с закрытыми глазами, а дыхание его сделалось таким слабым, что его было почти не заметно. Скулы выпирали из-под кожи. И вообще, кожа так натянулась, что голова походила на череп.
Робин схватилась за руку Танамила. В обычных обстоятельствах она ни за что этого не сделала бы.
– Что с ним? Вы знаете?
Танамил по-прежнему смотрел на Гулла:
– Да. Они пытаются забрать его душу. Ваш брат долго и упорно сопротивлялся, но они побеждают.
Хэрна передернуло. Он разозлился. Хэрн всегда злится, если слышит что-нибудь в этом роде, но таким я его еще никогда не видела.
– Да неужто? И кто же эти «они»? И где, по-вашему, они находятся? – От ярости ему трудно было говорить.
Танамил не обиделся. Кажется, он понимал Хэрна.
– Тот, кто тянет вашего брата к себе, – могущественный человек, и я почти ничего о нем не знаю, – объяснил он. – Думаю, сейчас он находится у моря.
Тут Хэрн уже не нашелся что сказать. И как-то резко перестал злиться.
– Гулл постоянно твердит, что ему нужно к морю, – пробормотала я.
– Значит, тот, кто хочет его заполучить, действительно там. А теперь мне пора приниматься за работу. Мы обязаны спасти вашего брата, но так, чтобы этот могущественный человек ничего не заподозрил. Понимаете? – Он обвел нас взглядом, серьезным и сосредоточенным. – Если что-нибудь в моих действиях покажется вам странным, верьте: я стараюсь сделать как лучше. Вы не забудете об этом?
– Нет, – дружно отозвались мы – даже Хэрн, а я была совершенно уверена, что уж он-то станет возражать.
Хотя Танамил был чужаком, мы почему-то доверяли ему. Он так много знал!
Мы охотно подчинились, когда тот велел нам вылезти из лодки и постоять пока в тростниках. Гулл остался лежать на дне. Танамил присел на корточки у самого края воды и принялся копаться в прибрежной грязи голыми руками, потом зачерпнул полные пригоршни влажной красной земли. Мы озадаченно смотрели, как он сгрузил эту землю на тропу – повыше, там, где уже было сухо, – и начал месить, вытягивать и приглаживать. Время от времени он бросал взгляд на Гулла, а потом снова принимался лепить. Хэрн посматривал на него с явной насмешкой.
А комок земли приобрел вид фигурки молодого человека – причем очень знакомого.
– Это же Гулл! – прошептал Утенок. – Вы только гляньте, до чего похоже!
Фигурка и вправду оказалась вылитый Гулл. И сейчас, когда я тку эту историю, она стоит у меня перед глазами. Это был наш брат, как живой, – только не такой худой, как тот, который лежал сейчас в лодке. Просто поразительно, как Танамил сумел так точно изобразить того Гулла, которого он никогда не знал. Гулла, который когда-то смеялся и хвастался тем, что он идет на войну, а еще плавал по Реке и радостно насвистывал, потому что считал, что жизнь хороша.
