В душе Настя ликовала: наверняка удастся переговорить с Сенкевичем! Недаром же он решил прийти в гости.
– Помните: вежливость, воспитанность, остроумие, изящная беседа – вот чего от вас ждут, – наставляла она подопечных. – И никаких похабных слов, никакой грубости. У нас приличный дом.
Повторять это приходилось снова и снова – проститутки не сразу свыкались с новым имиджем, иногда случались срывы.
Настя долго пыталась понять, почему в Японии нет гейш в привычном понимании – изящных красавиц, которые развлекают мужчин и сами выбирают, с кем проводить ночи. Потом решила, что, наверное, плохо знает японскую историю. Вполне вероятно, что институт гейш появился позже. Но это было Насте лишь на руку. Ее вечера пользовались огромным успехом в столице, и каждый хозяин борделя мечтал завести у себя такие же порядки.
Школа гейш ломилась от желающих заплатить за обучение, пришлось даже проводить среди них что-то вроде конкурса. Настя выбирала самых сообразительных и общительных девушек. Уроки шли целый день: искусство беседы, язык жестов, чайные церемонии, игра на сямисэне, пение, икебана… Каллиграфию, сложение хокку и оригами Настя решила пока не преподавать, это было слишком сложно для малообразованных девиц.
Вечером прибыли именитые гости. Настина «команда» встречала их во всеоружии. Сама хозяйка, поприветствовав и усадив самураев, устроилась рядом с Маэда Тосицунэ. Улучив момент, когда одна из гейш принялась наигрывать на сямисэне, Настя загородилась веером и шепнула Сенкевичу:
– Поухаживай за мной.
Тот расплылся в сладкой улыбке и принялся отпускать изящные комплименты красоте Кумико. Настя старательно делала вид, что польщена. Спустя пару часов, когда гости уже подпили, сказала:
– Не хотите ли осмотреть мой сад, Тосицунэ-сан?
– С удовольствием, Кумико-сан, хотя самый прекрасный цветок благоухает прямо передо мной, – галантно ответствовал Сенкевич.
Они вышли из дома в маленький садик и уселись на скамейку под кустом азалии.
– Могура бы и в комнату пириграсить, – сказал Сенкевич и досадливо выругался: – Чертов азиатский акцент!
– Туда неризя, мой ухажер узнает – обидится, – с таким же акцентом ответила Настя.
Вскоре она привыкла к новому произношению, и «р» вместо «л» перестало резать слух.
– Убить тебя мало, – с милой улыбкой проговорила она, поигрывая веером. – Я дождусь когда-нибудь возвращения домой или нет? Между прочим, мы с Данилкой согласия на этот вояж не давали.
– Может быть, ты не помнишь, – обиделся Сенкевич, – ты ж полудохлая была. Но у меня выбора не имелось и времени для расчетов тоже. Отправил, куда смог. Я тебе не туроператор, блин. Поблагодарила бы лучше. Если б не я, твой труп сейчас догнивал бы в 2300 году, на планете Гамма-32.
Настя мысленно не могла не согласиться, но вслух задиристо возразила:
– Это не мой труп. Мой труп сейчас, возможно, догнивает в двадцать первом веке. И все из-за тебя.
– Не надо было лезть, куда не следует! – рыкнул Сенкевич. – Я, между прочим, тоже от вас не в восторге. Навязались на мою голову! Так, может, теперь, чем претензиями кидаться, будем мыслить конструктивно?
Настя сочла обмен любезностями завершенным и приступила к выяснению обстоятельств:
– Если Данилка найдется, портал быстро построить сможешь?
– За счет чего? На водяном колесе, которое крутит ослик? Ты представляешь, какая чертова уймища энергии нужна для портала? Откуда она здесь? Да еще и место негативной силы отыскать надо…
– Ничего не знаю! – строптиво заявила Настя. – В Равенсбурге нашел энергию, на Гамме-32 тоже. И здесь найдешь. Я, знаешь ли, гейшей до смерти работать не намерена.
– Может быть, оно само найдется, – пробормотал Сенкевич. – У меня тут новая теория путешествий во времени. Смотри. Место силы и энергия в Равенсбурге отыскались, когда мы расправились с Вельзевулом, на Гамме – когда закончилась история с кораблем Предтеч.
Настя пожала плечами, показывая, что не улавливает логики. Сенкевич терпеливо пояснил:
– Мы попадаем в тела других людей. Что, если у каждого человека в мире есть своя миссия? И мы можем уйти, лишь дожив время, отмеренное нашим объектам, выполнив возложенную на них задачу?
– Интересно, – задумалась Настя. – Теперь еще бы знать, какая у меня миссия.
– Вполне возможно, что ты ее сейчас выполняешь, – улыбнулся Сенкевич. – Я где-то читал, что в Японии институт гейш был создан в семнадцатом веке. И началось все с образованной девушки, которую продали в публичный дом. Только имя ее неизвестно. Может, ты и есть она?
– Вот уж великая миссия – обучать проституток игре на японской балалайке! – фыркнула девушка.
– Никто и не говорит, что она обязательно будет великой. Просто у каждого человека есть история, которая должна дойти до логического конца.
– Определить бы еще, это мое дело или нет, – загрустила Настя. – Вдруг выяснится, что моя задача – выйти замуж за водоноса, родить пятерых детей и помереть в шестьдесят лет беззубой старухой.
– Вряд ли. Мне кажется, мы попадаем в тела тех людей, которым осталось жить не так уж много.
– Утешил! – рассмеялась Настя. – Ладно, давай возвращаться. А то слухи о новом ухажере дойдут до моего покровителя, он будет ревновать.
– Совет, – поднимаясь, сказал Сенкевич, – Кажется, ты неплохо устроена? Сиди на месте и никуда не дергайся. Жди Платонова. Он обязательно должен появиться.
– Сижу, – буркнула Настя. – Куда мне рыпаться-то? Лишь бы ты не сбежал.
– Мы теперь повязаны, – Сенкевич безнадежно вздохнул. – И хотел бы от вас избавиться, да не рискну.
– Только уж в следующий раз поехали домой, пожалуйста, – жалобно попросила девушка. – Устала я от этих путешествий во времени и от чужих тел. Каждый раз как будто в плохую гостиницу попадаешь.
Сенкевич критически ее осмотрел:
– Согласен. Эта гостиница какая-то задрипанная. Но вот Жасмин, считаю, была пятизвездочным отелем, грех тебе обижаться. Да и Одиллия звезды на три тянула…
Настя с силой шлепнула его веером по затылку.
– Молчу-молчу, – Сенкевич шутливо, будто сдаваясь, поднял руки. – Зато у твоего родного тела самая шикарная задница.
– Так верни мне ее! – Настя резко развернулась и зашагала к дому.
Глава 7
Юным вельможей
Оборотилась лисица…
Весенний вечер.
Бусон
Сенкевич
Закончив службу у сегуна, богатый дайме Маэда Тосицунэ, вместо того чтобы поехать в свое поместье, к верной жене, отправился в паломничество к монастырю на горе Курама, что возле Киото.
