Он решил рискнуть и приказал:
– Вселяйся. Только веди себя достойно.
– Открой рот, – попросил котенок.
Он съежился, рассеялся серым туманом, от которого отделилась тонкая нить и медленно поплыла к Сенкевичу. Мысленно помолившись, тот открыл рот. Боялся, что будет неприятно или больно, но ощутил только слабый привкус корицы. Туманное щупальце втянулось в него, не причинив никакого неудобства.
– Теперь я здесь, – проговорил тонкий голосок в сознании. – Пойдем из храма, человек. Не хочу долго сидеть в тебе, неуютно, тесно. И уж прости, но воняет.
Сенкевич не стал уточнять, что за запах тревожит брезгливого духа. Собрал с пола свитки, вернул их на полку и вышел.
Одзе сидел в храмовом дворе, протирал кусочком ткани барельеф с изображением Будды.
– На этот раз ты рано освободился, Тосицунэ-сан, – улыбнулся монах.
– Я хотел бы остаться в этом священном месте навсегда, Одзе-сэнсэй, и черпать из сокровищницы знаний до самой смерти, – цветисто ответил Сенкевич. – Но долг службы зовет меня в столицу.
– Да, да, – закивал монах. – Ты прав, Тосицунэ-сан. Жизнь человеческая суетна и полна боли, но каждый должен честно исполнять свой долг.
Поклонившись, Сенкевич зашагал прочь из храма.
– Так вот как тебя зовут! Тосицунэ! – сердито прошипел дух, когда Сенкевич спускался по длинной, окруженной кипарисами лестнице. – Теперь я могу завладеть твоим телом, человек!
Навстречу текла длинная вереница паломников, поэтому отвечать пришлось мысленно:
– И что? Я первым назвал твое имя. – Сенкевич не знал, имеет ли это какое-то значение, но решил блефовать: – Будешь скандалить, запечатаю тебя в себе. Или, наоборот, выкину прочь. Но только имей в виду: раз ты проник в мое тело через рот, я могу вывести тебя из противоположного отверстия.
Кот сразу же присмирел.
– Я пошутил, – заявил он. – Не нужно мне твое тело.
– Тогда сиди смирно!
Из-за шевеления духа Сенкевич ощущал себя странно: хотелось сесть на ступени, помяукать и отправиться ловить мышей. «Не хватало только еще вылизать себе яйца», – с раздражением подумал он. Кот утих, стало легче.
Спустившись с горы, Сенкевич снял комнату в постоялом дворе у подножия. Оставшись один, приказал:
– Выходи, Мадара!
Изо рта вырвалось серое облако, уплотнилось, приняло форму кота.
– Кстати, почему я тебя вижу? – уточнил Сенкевич.
– Потому что я этого хочу, – капризно ответил Мадара. – Скучно мне было. Пять сотен лет сидеть в одиночестве, тут и обществу самурая обрадуешься.
– Ладно. Дари, что обещал, и расстанемся. Можешь убираться на все четыре стороны.
– Закрой глаза, – потребовал кот.
Сенкевич зажмурился. Лба коснулась мягкая лапа, затем последовал укол: острые когти впились в кожу. Боль длилась лишь мгновение.
– Можешь смотреть, – разрешил Мадара. – Только разум не потеряй с непривычки.
Открыв глаза, Сенкевич охнул и выматерился по-русски. Комната была наполнена странными существами, придумать которые не смог бы самый изощренный разум. Вокруг сновали полупрозрачные мужчины и женщины с уродливыми, непропорциональными телами. Одни были безрукие, но с невероятно длинными, как ходули, ногами. Вторые, наоборот, не имели ног, ползали по полу, опираясь на мощные руки. Была здесь женщина со ртом на затылке и вторая, с шеей метра три в длину, которая извивалась, словно змея. Парочка существ перекидывалась собственными головами. Под потолком, будто фонарики, висели переливчатые пузыри с плавниками и единственным, зато огромным, глазом посередине. К окнам липли многоногие слизняки с человеческими лицами.
Такого сборища уродов Сенкевич увидеть не ожидал. Рай для фантаста или режиссера фильма ужасов. Художники-абстракционисты тоже наверняка не отказались бы посмотреть на этот паноптикум.
– Нравится? – фыркнул Мадара.
Женщина со змеиной шеей уложила голову на плечо Сенкевича, оскалилась, показывая кривые клыки, заглянула в глаза.
– Как это выключить?! – взвыл он.
Постоянно видеть мир духов не хотелось: так действительно можно с ума сойти.
– Выключить? – озадаченно переспросил Мадара.
– Не смотреть! Не видеть! Развидеть! Как еще объяснить?
– Надо научиться управлять способностью, – толстая кошачья харя растянулась в ехидной чеширской усмешке. – Подчинить ее себе. Но о таком даре ты не просил. Разбирайся сам, Тосицунэ-сан. А я пошел. За пятьсот лет накопилось много дел.
Мадара растворился в воздухе и действительно исчез. Сенкевич больше не видел его в толпе уродцев.
Дан
…Ворота содрогались от ударов, на стены, которые Тоетоми не успел восстановить, карабкались солдаты. Защитники Осака сражались с упорством смертников, но силы были неравны – снаружи бурлил нескончаемый поток самураев Токугава. Они высаживали ворота, облепили стены, как муравьи, лезли по лестницам, ползли по выбоинам в камне. Руки устали колоть и рубить, плечи ныли от напряжения. По лицу струился пот, одежда покрылась кровью, и Акира даже не знал – своя, чужая… Он не знал и не понимал ничего, в голове засела только одна мысль: нельзя пустить захватчиков в Осака, нельзя, ведь здесь Кумико…
Ворота затрещали, створки вылетели под мощным ударом тарана, и вражеское войско хлынуло в замок, сминая немногочисленных охранников, которые еще остались в живых. Тут и там падали под клинками последние самураи Тоетоми.
Душу обожгло яростью и болью. Акира сбежал со стены, загородил вход в замок. Рядом с ним, плечом к плечу, встал верный друг – Тайра Масакадо. Двое против целой армии…
С неба упал черный ворон, ударился об землю, превратился в краснолицего здоровяка. В левой руке он сжимал окованный железом веер, в правой – катану. Издав хриплый воинственный клич, бросился на помощь Акира.
Они сражались, как три демона войны, защищали Осака до последнего. Окровавленные, окруженные горами трупов, рубились с отчаянием безумцев, отстаивая замок и жизни его обитателей. Тайра издал хриплый стон, согнулся, схватился за живот, выхаркивая кровь. Немолодой коренастый самурай пренебрежительно сплюнул, выдергивая катану из его тела. Масакадо рухнул на убитых им врагов, содрогнулся и затих.
Акира остался один. Удар и еще удар, атака, рубить, колоть, защищать Кумико… Клинок врага вошел в спину с левой стороны. Акира замер, опустил взгляд, с удивлением рассматривая вышедшее из груди лезвие… Карасу взревел, взмахнул веером перед шеей убийцы, перерезая горло.
Акира упал рядом с Масакадо. Его последней мыслью было: «Я не выполнил клятвы, данной Кумико. Я потерял лицо и заслужил смерть…» Он уже не услышал, как кричали женщины и дети. Не увидел, как солдаты грабили замок, убивали, насиловали и истязали. Как кипела вода рва от мертвых и живых тел, как люди пытались спастись вплавь и тонули – не в добрый час Хидэери вновь наполнил ров. Акира не почувствовал запаха дыма от подожженных строений.
