А сейчас несколько других драконов пытались проделать то, что Фенте уже освоила. Карсон стоял рядом с серебристым Плевком, оттягивая ему конец крыла, которое он осматривал на предмет паразитов. Плевок сверкал, как отполированный меч. Татс догадался, что Карсон под предлогом ухода заставляет дракона расправить крыло. Плевок ворчал – недовольно и угрожающе. Карсон игнорировал брюзжание дракона. Кроме того, не все подопечные с охотой тренировались и упражнялись. Плевок был в числе самых упрямых. Ранкулос проявлял неосторожность и славился угрюмым нравом. Черно-синий Кало кипел величавым возмущением по поводу того, что жалкие людишки смеют им руководить, а Балипер откровенно боялся быстрого речного течения. Что до остальных, то, по мнению Татса, они просто ленились. Обучение полету требовало немалых усилий и было болезненным.
Однако некоторые драконы были твердо намерены взмыть вверх любой ценой. Дортеан до сих пор не восстановился после падения на землю сквозь деревья. А Сестикан получил прореху в перепонке. Его хранитель, Лектер, удерживал поврежденное крыло в раскрытом положении и плакал, пока Карсон зашивал разрыв.
Меркор замер, широко раскинув золотые крылья в бледном солнечном свете. Харрикин и Сильве наблюдали за ним – и на лице Сильве отражалось беспокойство. Дракон Харрикина, Ранкулос, ревниво следил за ними. Золотистый дракон раскинул крылья, а потом отрывисто хлопнул ими, словно удостоверяясь, что все работает. Он подобрался, перенеся вес на задние лапы, и подпрыгнул, делая широкие взмахи. Но ему не удалось набрать достаточную высоту, и его усилий оказалось недостаточно, так что ему удалось только длинное планирование вдоль реки, после которого он неуклюже приземлился на песке. Татс испустил протяжный вздох разочарования и увидел, что Сильве закрыла лицо ладонями. Золотой дракон худел по мере роста и уже не сверкал так, как прежде. Умение летать и добывать пропитание становилось вопросом жизни и смерти – и не только для самого Меркора, но и для остальных его сородичей. Теперь они были готовы следовать его примеру.
Меркор обладал странной властью над ними – и Татс не очень понимал ее причину. В прежней, змеиной форме он возглавлял их «кубло». Татса удивляло, что преданность из былой жизни еще сохранилась. А когда Меркор объявил, что освоившие полет драконы должны охотиться исключительно на другом берегу реки и не трогать животных на этой стороне, чтобы хранителям проще было прокормить прикованных к земле драконов, никто с ним не спорил: ни драконы, ни люди. Теперь все наблюдали за тем, как Меркор разминает крылья, и Татс надеялся, что если Меркору удастся взлететь, остальные проявят большую заинтересованность.
Когда драконы смогут охотиться, всем станет легче жить. Хранители тоже смогут перебраться в Кельсингру. Татс подумал о теплой постели и горячей воде и тоскливо вздохнул. Он снова поднял взгляд, чтобы полюбоваться – Фенте.
– Трудно ее отпустить, да?
Он неохотно повернулся к задавшей вопрос Элис. Мгновение он потрясенно думал, что она заглянула ему в сердце и поняла, как он страдает по Тимаре. Поняв, что речь шла о его драконице, он попытался улыбнуться. Эта жительница Удачного в последнее время была молчаливой, серьезной и отчужденной. Казалось, будто она опять стала чужачкой – утонченной дамой, которая изумила хранителей из Дождевых чащоб, когда те узнали, что она тоже член их экспедиции. Сперва она конкурировала с Тимарой, добиваясь внимания Синтары, но ловкие навыки Тимары вскоре завоевали если не сердце, то желудок драконицы. А Элис все-таки нашла в экспедиции свое место. Она не охотилась, но помогала чистить питомцев и лечить их раны. И еще она обладала важными сведениями о драконах и Старших, которые были полезными и нужными в течение всей экспедиции. Какое-то время они считали, что Элис вписалась в их круг.
Однако ни один дракон не избрал Элис своей хранительницей, а заявление Рапскаля о том, что город принадлежит только хранителям, оттеснило ее в сторону. Татсу сразу же делалось неуютно при воспоминании о той жесткой конфронтации. Когда они попали в Кельсингру, Элис властно заявила, что ничего нельзя трогать или менять, пока она не сможет тщательно описать мертвый город. Татс согласился с ней – как и другие. Теперь он сам дивился тому, какую власть он ей предоставил лишь потому, что она была взрослая и ученая.
А потом произошла роковая стычка между Элис и Рапскалем. Рапскаль являлся единственным из хранителей, имевшим свободный доступ в Кельсингру. Его драконица, Хеби, полетела первой – и в отличие от сородичей не возражала против того, чтобы возить у себя на спине пассажира. Хеби не раз доставляла в город и саму Элис. Но когда Рапскаль и Тимара отправились на очередную разведку и на следующий день вернулись с запасом теплых одеяний Старших, чтобы поделиться с друзьями, одетыми в лохмотья, Элис вознегодовала. Он еще никогда не видел воспитанную, вежливую Элис настолько злой. Она закричала, потребовав, чтобы они «немедленно положили одежду и прекратили ее трепать».
И тут Рапскаль бросил Элис вызов. Он сказал ей – со свойственной ему прямотой, – что город живой и принадлежит Старшим, а не ей. Она напомнил Элис, что она – простой человек и других вариантов нет. Несмотря на собственную сердечную рану, которую Татс получил, увидев Тимару рядом с Рапскалем, он испытал глубокую жалость к Элис. Вдобавок он почувствовал стыд и сожаление, когда понял, что она быстро отдаляется, отгораживается от них. Сейчас он вспоминал о том случае, немного сожалея, что хотя бы не постучался к ней в дверь и не спросил, все ли в порядке. Конечно, он и сам страдал, но ему следовало проявить хоть какое-то участие. А в действительности он даже не заметил отсутствия Элис, пока она не появилась среди них снова.
Может, ее попытка завязать разговор означает, что она оправилась после отпора Рапскаля? Он надеялся, что это именно так.
Улыбнувшись ей, он ответил:
– Фенте изменилась. Я теперь нужен ей не так сильно, как прежде.
– Очень скоро это произойдет со всеми, – произнесла Элис, продолжая наблюдать за драконами, парящими в небе. – Вы начнете думать о себе по-другому. Ваши подопечные будут думать только о себе. Драконы сами начнут определять свою жизнь. И, возможно, нашу тоже.
– Что вы имеете в виду?
Теперь она посмотрела прямо на него, недоуменно приподняв брови, как будто ее изумила его непонятливость.
– Я хочу сказать, что драконы снова будут править миром. Как они делали это и раньше.
– Раньше? – повторил Татс и зашагал следом за Элис.
Это вошло у всех них в привычку: хранители и не освоившие полет драконы по утрам собирались на берегу реки, обсуждая разные дела и строя планы. Татс оглянулся и на секунду был захвачен волшебным зрелищем. Хранители в тающем утреннем тумане представляли собой сверкающие фигуры, закутанные в одеяния Старших. Драконы разбрелись по пологому склону. Они ярко сияли на фоне луга, влажного от росы. Теперь они разминали крылья, энергично хлопая ими по траве, или вытягивали шеи и лапы. Карсон, прекративший понукать Плевка, ожидал их вместе с Седриком, расположившись у подножия холма.
И вдруг Татс сообразил, что у них появился предводитель. Несмотря на впечатляющую речь Рапскаля, произнесенную после возвращения из Кельсингры, он не стал командовать другими, хоть Татс и считал, что он был на такое вполне способен. Но, вероятно, его совсем не тянуло к лидерству. Рапскаль был красивым и веселым малым. Он пользовался симпатией товарищей, но большинство говорило о нем с теплой улыбкой, а не с глубоким уважением. Порой Рапскаль был немного странным: иногда на него нападала задумчивость, которую сменяла неестественная общительность. Однако он всегда оставался доволен собой. Честолюбие, которое возгорелось бы в Татсе, было Рапскалю совершенно несвойственно.
