– Ну что же, Аунет, – сказал король, когда Тунрат вышел, – вот мы и встретились вновь.
– Приветствую, твое величество, – поклонился тот.
– Я слышал, что ты выполнил данное мне обещание относительно качества еды.
– Рад служить твоему величеству, – опять поклонился трактирщик.
– Послужишь еще, послужишь, не переживай на этот счет.
Равнодушная интонация подчеркнула зловещий смысл фразы. Король нисколько не сомневался, что Аунет совсем не хочет ему служить, а мечтает лишь об одном: оказаться подальше от дворца и желательно в тихом, никому не известном безопасном месте.
– Но ты рассказывай, рассказывай, – ободрил собеседника Михаил.
– Могу ли я уточнить, что именно хочет услышать твое величество? – нерешительно спросил трактирщик, сомневаясь в том, не изменился ли закон в очередной раз и теперь вновь у короля ничего нельзя спрашивать. Выяснилось, что не изменился.
– О своей жизни можешь рассказать, – великодушно разрешил король. – О семье, работе, здоровье, преступном клане, который ты возглавляешь. Как, кстати, он называется?
Аунет быстро взглянул на сидящего собеседника. Если трактирщик сначала волновался, не зная, чего ожидать от этой встречи, то теперь все стало на свои места. На смену переживаниям пришло спокойствие опытного преступника, стоящего перед угрозой разоблачения и наказания. Так лис долго мечется по полю, пытаясь уйти от стаи собак, но, оказавшись прижатым к обрыву, тут же избавляется от всяких колебаний, четко понимая, что у него есть два выхода: вниз, к возможной гибели, – или назад, к верной смерти. Лис хладнокровно выбирает первое. Ратена вполне можно было сравнить с этим животным. Он сразу же понял, к чему все идет. У него есть выбор: все отрицать или нет. Первое наверняка сулит огромные неприятности. А вот второе… почему его кланом интересуется сам король, а не какая-нибудь ищейка Комена? Для трактирщика этот вопрос сейчас был наиглавнейшим.
– «Лезвие ножа», твое величество, – ответил Аунет после секундного раздумья.
– Лезвие ножа? – нахмурился король. – У меня есть информация, что ты не занимаешься убийствами.
– Не занимаюсь, твое величество! – горячо подтвердил Ратен, вмиг осознав, что от этой темы лучше всего отказываться всеми силами. – Мы так называемся потому, что… ну… маленьким острым ножом… хорошо…
– Что хорошо? – с подозрением спросил король.
– Взрезать кошельки, – выдохнул трактирщик.
– А… понятно. – Михаил откинулся на спинку стула.
Аунет с трудом сдержал вздох облегчения. Он сразу же заметил, что собеседник согласился с такой трактовкой названия.
– Что еще входит в сферу твоей деятельности?
– Сводничество, твое величество, – честно признался Ратен. – Еще на меня работают несколько попрошаек, но это так… мелочи. Они служат в основном для добычи информации.
– Значит, воровство, сводничество и попрошайничество, – подытожил король. – Это все?
– Да, твое величество, – твердо ответил Аунет. Конечно, это было не все, но твердости его слов могла бы позавидовать любая скала. Знаменитая ратеновская интуиция настоятельно советовала трактирщику скрывать остальные делишки. Хотя надо ему отдать должное: убийствами он на постоянной основе не занимался.
– А много ли на тебя работает людей?
– Человек тридцать – сорок, твое величество. Если не считать женщин.
– Изрядно. Немаленькая организация. Ты грамотен?
– Да, твое величество.
– Можешь быстро писать?
– Да, твое величество, – поклонился трактирщик.
– Вот тебе перо, садись и пиши.
Аунет Ратен сначала примостился на краешке стула, потом взял в руку перо и лишь затем осведомился:
– А что писать, твое величество?
– Меня интересуют кланы наемных убийц, которые обитают в Парме. И в других городах Ранига, возможно, тоже. Пиши имена, приметы и где найти. О мелочи пока что можешь не писать, а вот о вожаках – нужно.
– Но… – Перо дрогнуло в руке Аунета.
– Послушай, у меня нет времени, – прервал его король. – Или ты сейчас быстро все напишешь, а потом отправишься восвояси, с тем чтобы сообщать мне или Тунрату обо всех новых крупных преступниках, которые будут появляться в городе, или просто передам тебя Комену. Он, кстати, еще ничего не знает о твоей персоне, и мне хотелось бы, чтобы так осталось. Тебе обещана жизнь, и это обещание будет выполнено. Но какая именно жизнь – об этом не было сказано ни слова. Жизнь, знаешь ли, разная бывает.
– Но… твое величество, я не могу пойти против своих, – пробормотал трактирщик. Он еще не до конца понял, что предложил ему король. А именно – что его бизнес сохраняется и даже более того: становится относительно безопасным. Если не наглеть.
Михаил уже слышал эту песню. От Рангела Мерта. И не верил в нее ни на грош. Он рассуждал логически: пусть у преступников есть собственный кодекс поведения, но кто может поверить в то, что они ему всегда следуют? Зачем отказываться от соблюдения одних законов, если опутываешь себя другими? Человек, отринувший правила в угоду своей натуре, не сможет устоять перед соблазном преступать любые законы снова и снова, если это будет хорошо для него. По мнению Михаила, в уголовном мире нет и не может быть никакой романтики или чести, а есть лишь вопрос выгоды. Выгодно в настоящий момент соблюдать правила – они будут соблюдаться, если нет – то нет. Поэтому каждый преступник уязвим, если, конечно, он не идейный. Но кто видел идейных уголовников?
Король не зря сделал подобное предложение трактирщику. Он отлично понимал, что полностью от преступности избавиться не удастся. Так пусть тогда уровень преступности будет маленьким, а «карманный» уголовный клан выполняет роль осведомителя обо всех по-настоящему опасных личностях. Вмешивать в это дело Комена король не хотел. У него должны быть альтернативные источники. Генерал в ближайшее время будет заниматься лишь арестами тех, на кого укажет владыка Ранига.
– Ты уже пошел против одного, – заметил Михаил. – Против Кретента. Будь последователен и не вноси изменений в мои планы. Они предусматривают то, что ты будешь жив, здоров, окружен прежним почетом и уважением и полностью послушен моей воле.
Голос короля был подчеркнуто спокоен. Он лишь выделил интонацией словосочетание «мои планы».
Аунет не был трусом, но обладал богатым воображением. Перед его взором рисовались потрясающие картины, вдохновленные фразой короля о том, что жизнь бывает разной. Вот он, Аунет Ратен, уже который месяц висит привязанный к потолку, а проходящие мимо надсмотрщики лениво охаживают его плеткой. При этом специальный ишиб следит за тем, чтобы здоровью не был нанесен существенный ущерб, и жизнь Ратена длилась как можно дольше. Или всеми уважаемый трактирщик, закованный в кандалы, толкает тележку со щебенкой на одном из рудников, а приставленный к нему ишиб опять-таки следит, чтобы это тянулось бесконечно. Аунет даже прикрыл глаза, чтобы избавиться от наваждений.
