Разумеется, это было не настоящим.
Вернее, это было настоящим для воительницы. Именно так представляла она манифестацию величия, славы, силы. Наивная и чистая душой дочь О́дина, она так и осталась Девой Битвы, валькирией, несмотря на все эоны наёмничества.
Она осталась чистой.
Что-то ворохнулось глубоко-глубоко в душе Восставшего.
Она осталась чистой. Наивные дворцы, фонтаны и водопады – наверное, она представляет себе сейчас и мудрого, древнего старца с белыми власами и длинной, как у гнома, брадой – восседающего в самом сердце этого скопления палат на золотом или даже алмазном троне.
Дщерь Древних Богов продолжает верить в то, что ей внушили в детстве, и это же видит сейчас. Для неё всё это – настоящее.
Восставший заставил себя вглядеться в призрачную картину, дотянуться взглядом до центра, до сердцевины, что являла собой, во всяком случае для него, чёрную исчезающую точку, средоточие силы, её источник, настоящее, прошлое и будущее, сжатое до предела, сплошную потенцию, возможность, коей ещё предстояло осуществиться.
Око Творца, невольно подумал Восставший.
Его память и память о Нём. Остаток – или зародыш? – великой монады, во времена столь незапамятные, что и впрямь о них не сохранилось никаких свидетельств, шагнувшей через незримый барьер в Хаосе, что отделяет Сущее от не-Сущего.
Шагнувшей и сделавшейся Творцом.
Не седым богом-мастеровым, кропотливо творившим из подручных средств мир за миром, звезду за звездой, как рассказывали бесчисленные мифы диких племён, но Творцом, что явил Сущему Упорядоченное в единый, исчезающий миг, столь краткий, что даже Восставший не мог себе этого представить.
И после этого – ушёл, ушёл навсегда.
Брат Хедин рассказал когда-то давно об огненных ангелах, существах, помнивших «первый миг Упорядоченного» и живущих, чтобы, когда придёт час, «принять его последний вздох». Он, Ракот, не поленился, отправился туда, видел их, говорил с ними. Пламя Неуничтожимое, исходный, изначальный огонь, бушевавший среди Хаоса, расчищая место Упорядоченному, и затаившийся потом в его глубинах, сложился в удивительный меч Познавшего Тьму, словно сотканный из мириад крошечных звёзд.
Сейчас Ракот понимал смысл его появления.
Он видел отражение этих звёзд, только обратившихся здесь в свою противоположность. Крошечный зрак, оставленный сущностью, постичь которую не смог бы ни он, Ракот, ни Хедин, Познавший Тьму, ни даже всё их Поколение во главе с умником-Мерлином, в ту пору пока они ещё не начали ссориться.
Здесь, над Мировым Древом, что тянулось к ней, к памяти Творца, и было его истинное место.
Здесь, в мире мёртвых, что ухаживали за великим Древом, продлевая его дни.
Золотая тропа вела к нему, и сам адепт, поднимаясь, творил себе препятствия, если понимал в глубине души, что ещё не готов, что эта дорога, если идти по ней до конца, – без возврата.
Ракот смотрел прямо в чёрный зрачок.
Смотрел без страха, без ужаса, без уныния или скорби. Смотрел, как смотрел бы, наверное, на отца, которого он – как и всё остальное Поколение – никогда не знал.
Сейчас он понимал, почему это было именно так.
Молодые и жестокие, они лишь и могли, что изменять мир. Истинные Маги, Великий Предел, воплощение перводвигателя, вращавшие мир вкруг себя, даруя тем самым магию тем, кто не мог непосредственно зачерпнуть из её незримых потоков.
Глаз Творца над Мировым Древом глядел на Ракота, и Восставшему казалось, что в чёрном зрачке он различает и интерес, и сочувствие, но, конечно, это было не так.
Сознание самого Ракота тщилось обратить увиденное в то, что он мог понять и осмыслить.
Туда, к зраку Творца поднимались потоки Силы и, отразившись, словно от зеркала, возвращались обратно.
Так незримый глазу простых смертных водяной пар, поднимаясь, оборачивается облаками, а оттуда проливается на землю благодатный дождь.
А воительница? О, она видит… она видит могучую колесницу, воплощение самого движения, порыва, мощи. Она видит лучистые ореолы вокруг неё, выплывающей из самого сердца дворцовых залов и покоев, отрицающей их, прорывающейся сквозь их призрачную мишуру.
Колесница. Да… помнится, на колеснице же скакал по небу кто-то из родни валькирии, слишком могучий и тяжёлый, чтобы сесть в седло, Познавшему Тьму нравились подобные истории, он частенько и с охотой пересказывал их Ракоту.
Но эта колесница, явившаяся Деве Битвы, конечно, была не просто «тем, на чём ездят». Она была символом, воплощением движения, великого принципа, оставленного Творцом в Упорядоченном, где по Его воле сами собой текли реки свободной магии, даруя всему свет и жизнь.
Истинный перводвигатель, и сердце его являлось сейчас валькирии.
Зрак в серых небесах, где обрывалась золотая тропа, не был «провалом в ничто», он не вёл в какие-то неведомые бездны. Нет, это была действительно память о Творце, его прощальный дар Сущему – и не сюда ли Молодые Боги напрасно слали астрального вестника, полагая, что их «Отец», «Прародитель», должен прислушаться к мольбе «любимых детей Творца»?
Но их тогда услышало Упорядоченное, перехватило их отчаянный вопль, поняло их алчную жажду спасти себя, только себя, любой ценой – и отказало им в помощи.
Оно вручило бразды им, Восставшему и Тому, Кто Познал Тьму.
Ракот усилием воли оторвал взгляд от изначального зрака, взглянул вниз.
Потоки Силы стали видимы, словно гонимый лёгким ветерком вечерний туман.
Древо источало Силу, и оно же принимало её. Бесчисленное множество душ трудилось у его корней, и ещё больше – подхватывалось потоком, втягивалось в провалы дупел, чёрные головоногие создания оборачивались тем, кем они и были, – демонами, низшими формами, существами-функциями, почти автоматонами.
И… неужели?.. не может быть, откуда, как, почему?
Ракот Восставший уловил след Гелерры.
Наверное, в этот миг он был ближе всего к тому, чтобы и в самом деле зваться Новым Богом.
Глава V
Славьтесь, Асы, и Асиньи, Славьтесь!
– А и быстр же ты, чародей Скьёльд!
– Рад стараться, великий бог О́дин. Приложил все усилия. Твои работники не будут знать недостачи хмельного эля.
Старый Хрофт оглянулся. Всё верно – как из-под земли взявшаяся пивоварня – размашистые срубы, склады, печи, трубы – исправно дымила, и фигурки двуногих существ торопливо проносились туда-обратно.
– Где ты нашёл этих малышей?
– Этих-то? О, половинчики есть много где. Лучше поваров не сыскать, как и лучших пивоваров, – небрежно отозвался Скьёльд. – Гномы, как я погляжу, уже здесь и приступили?
Отец Дружин кивнул.
