На лоджии, однако, никакого продолжения не последовало.
Спрятавшись за одной из колонн, Маляр напряжённо всматривался во тьму. Руки дрожали так сильно, что с трудом удерживали оружие. Наконец, в лунном свете, он внимательно осмотрел каждый уголок, сектор за сектором.
Лоджия оказалась пуста.
Во-первых — пуста, а во-вторых — спрятаться здесь было совершено негде. На широкой лоджии стояли только четыре плетеных стула и прозрачный стеклянный стол.
Внезапно, за спиной, в только что оставленной комнате снова погас свет!
Это было страшно. Маляр вздрогнул. По спине пробежал обжигающий холодок. Малярийкин понял, что произошло. Его обдурили!
Враг спрятался в оставленной им комнате, отрезав от ничего не подозревающей Елены!
Малярийкин проглотил ком. А что, если враг сейчас убьёт Елену?
Что делать? Броситься обратно? В тёмную комнату, в которой сидит вооружённый пистолетом противник? Да уж, на танках было проще.
Размышления и сомнения Малярийкина прервались так же внезапно, как и начались. Маляр заметил — в дверях оставленной комнаты неожиданно мелькнула чья-то тень. Малярийкин едва различил силуэт и выстрелил не задумываясь. Враг тут же выстрелил в ответ, и Малярийкин почти физически ощутил, что пуля прошла буквально в паре сантиметров от небритой щеки.
В это время внутри комнаты раздался приглушённый хлопок. Он прозвучал не так, как громкие выстрелы секундой до этого. Стрелял кто-то другой. И с другой стороны.
— Лена, ты?! — заорал Малярийкин из-за колонны.
— Санта-Клаус! Да, я. Не стреляй.
Они вошли в комнату с обеих сторон. Парнишка лежал у Лены под ногами. Это действительно был мальчик. Довольно рослый и крупный, но всё же мальчик, едва ли лет четырнадцати.
— Бедолага. — Сказал Маляр. — В таком нежном возрасте. И умер от пули.
— А ты знаешь, в каком нежном возрасте эти чешские ублюдки малолеток на панель продают? Твой «бедолага» для них был бы уже старый.
— Ага. Ну, ты пришила его, молодец.
— Это ты пришил. Я всего лишь сидела в комнате и наблюдала. Дуэль была ваша. И шмальнула я его в спину.
— Ясно. И что теперь?
Лена улыбнулась и как то странно снисходительно хлопнула Маляра по спине.
— А всё! — Неожиданно заявила она. — Теперь уже всё.
Часть 2. Топ
игра 1. всё!
Снова лето завладело Сибирью, подсушило майские лужи, озеленило поляны. Мир вокруг мёртвого мегаполиса распустился словно цветок сирени, но внутри трупа самого города, в урбанистических джунглях, меж руин небоскрёбов, время менялось мало, оставляя серый и насыщенно-серый основополагающими цветами. Пока в центральных районах Скайбокса горели бесчисленные огни в офисах ВТЭК и громадные рекламные вывески, окраины сибирской столицы и далёкие таёжные поселения раздумывали над тем, как оплатить счёт за электричество с единственной лампой в прокуренной комнатушке.
Работа мастера боится — заезженная фраза, которую Маляр ненавидел всей душой. Однако руки его этой фразы не слышали и продолжали работать, словно сами собой. Действительно умело, проворно, почти профессионально собирая на столе детали.
Починка лазерного прицела к 26й нарезной «вике» проходила быстро, но без энтузиазма. Здесь же, рядом на столе валялись прочие оптические приборы, электроника и даже двигатели на перемотку. Тоска! А ведь Малярийкин работал только с обеда и время едва-едва приближалось к ужину. В последнее время Маляр много спал и только острое чувство голода или же заунывной тоски, время от времени охватывавшее с головой, заставляло его работать.
Новое жилище Малярийкина было совсем маленьким и одиноким. Не только потому, что вот уже больше года он жил один, перебиваясь с хлеба на воду на самой окраине разрушенного войной мегаполиса. Но прежде всего потому, что размещалось оно на предпоследнем этаже бывшей малосемейки, в которой Маляр и ещё пара подобных ему одиноких бомжей-инструментальщиков составляли всё население. Окна комнаты поверх стёкол были грубо заколочены фанерой. Стены и подоконник давно позабыли, что такое вода и тряпка. Пол был завален различным мусором, начиная от досок, использовавшихся Малярийкиным в качестве лавки, койки, стола или рабочего станка, и заканчивая большими пакетами в которых были собраны книги. Углы нового, неприятного обиталища бывшего танкиста и авторемонтника были заставлены жестяными банками доверху переполненными окурками. Немногочисленные вещи Малярийкина оставшиеся от прошлой жизни, включая красивую рубашку и джинсы, что он покупал для свидания с Эленой Прекрасной в Скайбоксе, были сложены в большую сумку, в которую Маляр сейчас практически не заглядывал.
Со старым Малярийкиным — звездой Ливана и Тотенкопфа — человеческое существо, считавшееся хозяином отвратительной комнатки, связывала только густая, отросшая за минувший год до безобразия, борода. Малярийкин конечно, её стриг. И походил сейчас на Льва Толстого. Конкретно. Только низкорослого и со злобными глазками.
А вот с юным Малярийкиным из Наш-ангара — нынешнего Маляра не связывало уже практически ничего. Разве что память. Пожалуй, она одна!
Как когда-то Калмышев, Малярийкин вертел отвёрткой внутренности починяемого прибора, через слово матерился (тихо) и сплёвывал себе в бороду. Борода поседела, всклочилась и встопорщилась, но внешность, которая и раньше волновала Малярийкина крайне мало, сейчас не задевала фибры его души вообще.
— Мастер, мать твою, — бубнил он себе под нос, смотрел на часы под стереовизором, затем на календарь с танком, где лицо танкиста было старательно вырезано канцелярскими ножницами, и тянулся к пульту дистанционного управления.
Судя по дате на календаре, с момента последнего свидания с Леной, если конечно, это было можно назвать свиданием, а не организованным убийством, прошло действительно больше года.
Обмусоленная тема покушения на довольно известных бойцов клана чехов, да к тому же танкистов, давно себя изжила. По телевидению больше не обсасывали подробности гибели одиннадцати человек, не предрекали новый передел собственности и не грозили войной или покушениями со стороны чешской группировки в отношении криминализированных соседей, полиции или ВТЭК. Время, что называется, лечит.
Вот только не всё.
В последнее время Малярийкин сильно опустился. Лекарства и обезболивающие стоили очень дорого. Поломанные кости по ночам ныли. Неправильно сросшиеся ребра не давали спать. Отбитые почки и селезенка беспокоили пока мало, но Малярийкин знал, что с возрастом они о себе напомнят. Год назад у него был переломаны почти все кости. Вывихнута стопа. Сломан нос, выбиты зубы. Он получил сотрясение мозга, многочисленные внутренние кровотечения. В тот день, сразу после расставания с Леной, он вернулся домой. А там — его уже ждали. Малярийкин не знал, кто именно. И не было нужды интересоваться. После злополучного боя на Тотенкопфе они с Веником узнали друг друга вместе. Возможно, здесь и скрывался подходивший ему ответ.
