Серёга понял, что Танюша выдумывает, хотя, похоже, сама‑то искренне верит, что читает по руке. Но рассказывает она не о Серёге, а о себе.
В этот момент на столе зазвенел телефон. Номер на «мостике» Серёга давал только самым важным людям, и пренебрегать звонком было нельзя.
— Лихолет, это Чубалов, — сказали в трубке. — Воздушная тревога.
За полтора года, что прошли с того ноября, когда Серёга притащил Таню с собой в «Крушинники», Иван Данилыч хорошо раскрутился. С друзьями, такими же матёрыми отставниками армии, он открыл в Батуеве несколько частных охранных предприятий, а в «Крушинниках» переделал заброшенный пионерлагерь под тренировочную спецбазу для бойцов‑чоповцев.
— Короче, — пояснил Чубалов, — мою базу на три дня подрядила Контора. Вчера ночью с поездов прибыли в полной боезагрузке два взвода СОБРа из Челябы и два из Казани. Утром все в автобусах двинули в город. Я увидел у командиров ориентировки на тебя. Они едут брать «Юбиль».
Серёга застыл у телефона с трубкой возле уха — в спортивных трусах, в расстёгнутой ковбойке. Да, власти не могли послать против него спецчасти из Батуева: везде служили «афганцы», как‑то связанные с «Коминтерном», и «афганское братство» подняло бы их на мятеж. И тогда позвали чужаков.
— Почему решил, что на «Юбиль», а не на «Сцепу»? — спросил Серёга.
— «Сцепу» они уже потеряли, но ещё могут сломать «Коминтерн».
— Понял, Данилыч, — сказал Серёга. — Спасибо тебе.
— Спасибо говори Пешавару. Удачи, Лихолет, отбивайся.
Серёга понял, что вот оно, пришло: настал день сражения. Сегодня его попытаются сломать. Почему‑то раньше Серёга полагал, что государство ударит по высоткам или по рынку, но Чубалов прав: главное в «Коминтерне» — не бизнесы «афганцев» и не их силовые акции, а он сам, Серёга Лихолетов.
Он стоял у телефона босой, в трусах и ковбойке, будто мрачная гордость окутывала его жаром, как от печи. Оказывается, он так умён, силён и значим, что ради него вызывают СОБР из других городов. Его будоражило желание скорее кинуться в схватку. Он считал справедливым, что весь «Коминтерн» вступит в сражение за него — ведь он столько сделал для «Коминтерна».
— Татьяна, быстро одевайся! — недовольно скомандовал Серёга.
Танюша даже испугалась, увидев, как изменился Лихолетов: забыл о ней, забыл обо всём, зажёгся изнутри каким‑то своим страшным пламенем.
Серёга готовился к облаве и уже спрятал бумаги по финансам, высоткам и рынку, но эти бумаги — херня, если главный вопрос — командир «афганцев». Нужно спрятать учредительные документы на «Коминтерн», иначе исполком завладеет ими и объявит организацию «афганцев» несуществующей.
Серёга торопливо натягивал джинсы, а Танюша путалась в длинных колготках. Оба они походили на любовников, застигнутых врасплох.
— Сиди здесь, жди приказа! — бросил Серёга, защёлкивая ремень — это был модный «Рифле», воткнул ноги в кроссовки и выбежал с «мостика».
Он кинулся по коридору в курилку. Здесь в ободранных дерматиновых креслах сидели вразвалку и смотрели видак его охранники — Чича, Темур Рамзаев, Витька Басунов, Дудников. Опустившись на колено, Серёга распахнул дверки тумбы под телевизором и вытащил ручную сирену‑ревун.
— Музыка, парни! — Серёга крутанул рукоять. — Танцуй, пока молодой!
Волна надсадного и басовитого воя, нарастая, заполнила курилку.
— Держи, Дудоня, крути шарманку! — Серёга сунул Дудникову ревун и ухмыльнулся. — Застава, в ружьё! Чича, Темурчик, Басунов, подымайте всех! Боёвки на позиции! Облава! Встречаем ОМОН по штурмовому расписанию!
Возбуждённый и весёлый Серёга побежал дальше, к кабинету Заубера.
Заубер, к изумлению Серёги, неторопливо поливал монстеру в бочке.
— Война, Сергей Васильевич? — просто спросил он. — Сирена, слышу.
— Война, Семён Исаевич, — охотно подтвердил Серёга.
— Успеть бы часы завести, — озабоченно пробормотал Заубер. — Неделю без меня тут всё проживёт… А хватит ли одной недели на войну‑то?
— Не знаю, Семён Исаич. Откройте‑ка мне сейф.
Заубер поставил графин на полированный стол, добыл откуда‑то ключи и открыл для Серёги сейф. Серёга решительно зарылся в папки.
В глубине здания выли уже два ревуна. Слышны были беготня и ругань.
— Что будет, Сергей Васильевич? Побьют, уволят или срок дадут?
— Ну, кому как…
— Напишу инструкцию, как надо растения поливать и часы заводить…
Заубер присел на стул сбоку от стола, словно гость. Выразительное лицо Семёна Исаича, точно подкрашенное чернотой и сединой, вдруг осветилось неизбывным родовым смирением, печалью бесконечного еврейского опыта.
Серёга нашёл нужную папку и захлопнул сейф. Откуда‑то издалека до кабинета донёсся мощный шум — шелестящий грохот, автомобильные гудки, вопли множества людей. Серёга понял, что начинается штурм «Юбиля».
По лужам площади перед Дворцом культуры разворачивались машины атакующих — зелёный армейский «КамАЗ» с кунгом, автозаки, патрульные «козелки», пожарный «ЗИЛ». Другой кунг, «Урал», подкатился по широким и плоским ступеням Дворца, помедлил — и тюкнул бампером в прозрачные двери. Листовые стёкла раскололись, отражая город в безумных изломах, и рухнули. Хищный грузовик, хрустя по блестящей щепе рубчатыми колёсами, опасливо въехал во Дворец и настороженно замер посреди мраморного фойе.
Фойе в «Юбиле» было сплошным пустым пространством на высоту трёх этажей — от пола до крыши. На Новый год здесь ставили большущую ёлку. Стеклянный фасад Дворца был одной стеной фойе, а два яруса балконов охватывали фойе дугами с трёх других сторон. Армейский кунг выглядел в мирном Дворце культуры как взбесившийся тигр в какой‑нибудь библиотеке.
Из кунга‑«Урала» выскакивали бойцы СОБРа в шарообразных шлемах, в брониках поверх камуфляжей, в берцах и с резиновыми дубинками в руках. В развороченный вход с площади вбегали собровцы из кунга‑«КамАЗа».
— Отступай с танцплощадки! — скомандовал с балкона в мегафон Саня Завражный. Он был членом Штаба «Коминтерна» и замещал Егора Быченко, который после акции в «Чунге» снова загремел в больничку.
«Афганцы» отступили из фойе в качалку и на второй этаж. Из гардероба они вытащили ветвистые стальные вешалки и перегораживали ими проходы и лестничные марши. Бойцы СОБРа увязали в завалах из этих вешалок, как в буреломе. Выли ревуны, люди орали матом. «Афганцы» с балконов кидали на пол фойе взрывпакеты, которые громко лопались, как пуховые подушки.
«Урал» с кунгом просигналил и подался вбок, ближе к балкону. На крышу кунга по бортовой лесенке ловко карабкались шароголовые бойцы: с крыши можно было перепрыгнуть на балкон. Тогда сверху на кунг упали две бутылки с зажигательной смесью. Плеснуло огнём, и по крыше растеклись пылающие лужи. Собровцы сразу соскочили с борта фургона. «Коминтерн» сдал СОБРу фойе «Юбиля», но не пускал вглубь здания и на второй этаж.
