— Ёптыть! — прошептал Серёга, засвистел в свисток и крикнул: — Всем прижаться и лежать! «Бородатым» не отвечать! Слушать мои приказы!
Серёга понимал, что бойцы могли испугаться или растеряться, и потому им следовало напомнить, что они ещё на этом свете, а не на том, и приказы им пока что отдают не архангелы, а командиры советский армии.
Уцелевшая БМП с рокотом выкрутила башню пушкой назад и принялась лупить по пещерам в скорострельном режиме. Дальние утёсы окутала пыль. На затылке башни БМП несколько раз хлопнуло, и вслед за снарядами под скалы улетели дымовые гранаты. Затем бронемашина взревела двигателем, развернулась на пятачке и покатилась, чтобы прикрыть корпусом подбитую БМП, на которой стрелок и водитель, оба в шлемофонах и чёрных комбезах, вытаскивали из башенного люка своего командира с окровавленным лицом.
Бронемашина смяла гусеницами булыжную гряду обочины — и там сразу рвануло. Огненная пружина подкинула БМП, раздирая днище, срезала два катка, а ударная волна из отсека распахнула люки на крыше и десантные двери в корме. Бронемашина грузно клюнула широким рылом и застыла рядом с первой БМП, тоже подбитая. Её двигатель достучал по инерции и замолк. Фугас жахнул прямо под моторным отделением, и экипаж БМП, если выжил, был контужен и без сознания.
— Твою мать… — тихо сказал кто‑то рядом с Лихолетовым.
Обочины афганских дорог были просто валами из камней — их отгребали в сторону бульдозерами, чтобы не мешали арбам и «барбухайкам». В эти валы «духи» прятали мины. Сапёры даже не обследовали горы булыжников — слишком хлопотно. Существовало правило: двигаться только по колеям.
В первую очередь Лихолетов подумал о том, что оба офицера из БМП выведены из строя, значит, командовать на этом участке должен он, старший по званию среди дееспособных бойцов. В себе Серёга ничуть не сомневался.
Итак, что делать? Он осмотрелся. Грузовики уползали к мосту, чтобы укрыться на правом берегу. Бронемашины — в ауте. Без их поддержки бойцы не подавят огневые точки «духов». Значит, надо подобрать раненых возле БМП и тоже отходить за мост. Сейчас Серёга очень нравился себе: он чётко оценивал ситуацию и определял цели. Вообще он считал себя прирождённым лидером и потому был доволен стечением обстоятельств, воодушевлён предстоящим делом. Он сунул в зубы свисток и снова засвистел.
— Так, мужики, — сказал он. — Я командир. Ставлю задачу. Мы скрытно перемещаемся к БМП, подбираем только «трёхсотых» и вдоль речки отходим к мосту. Огонь по «зверям» разрешаю с ближней дистанции. Приказ ясен?
Бойцы лежали на дороге и глядели на Лихолетова.
— Да всё тут ясно, давай мотать отсюда нахер, — злобно ответил рядовой Рамиль Шамсутдинов по прозвищу Шамс.
Шамс и второй рядовой — Ваня Дедусенко по прозвищу Дуська — были из боевого охранения, которым командовал Лихолетов. Остальные четверо — сапёры. Как у них кого зовут, Лихолетов не знал. Плюс собака.
— Воины, ура, за родину вперёд ракообразно! — скомандовал Лихолетов, ловко вскочил на ноги и, пригибаясь, побежал к кишлаку.
В дыму под скалами мелькали вспышки выстрелов: «духи» ожесточённо бомбили уходящую автоколонну и не обращали внимание на подбитые БМП. До бронемашин Серёгиным бойцам было метров двести, но это лишь на кроссе двести метров казались плёвым расстоянием, которое преодолевали за секунды. На войне метры и секунды превращались в огромные величины, сопоставимые с жизнью и смертью. Бежать в наклон было трудно: разгрузка‑«лифчик», утыканная автоматными рожками, не давала согнуться, нижний край «броника» упирался в ноги, каска съезжала на глаза. Серёга слышал за собой тяжёлый хрип солдат, грубый топот солдатских берцев и сапог. Серёгу весело обогнала спущенная с поводка собака сапёра‑вожатого.
Все, кто уцелел при гибели головной бронегруппы, собрались между подбитых бронемашин. Стрелок и водитель из экипажа первой БМП, оба в чёрных комбинезонах, и один из сапёров сидели на дороге, привалившись к каткам, и курили. Контуженый командир БМП и раненый сапёр лежали прямо в колеях без сознания. Под зубчатое колесо бронемашины втиснулся, скорчившись, боец охранения: он выл и стучал по земле культей, обмотанной тряпками и ремнём, — крупнокалиберной пулей ему отсекло руку ниже локтя. Культя была в жирной грязи — кровь замешалась с пылью в бурое тесто.
Серёгины бойцы, выложившись в броске, обессиленно валились на дорогу рядом с ранеными. Лихолетов опустился возле подвывающего бойца и сразу принялся рыться в подсумках, разыскивая пластмассовую коробку с походной аптечкой. Попутно он спросил у парней из экипажа БМП:
— Слушайте, джигиты, в ауле кто‑то был, кроме пианистов с роялями?
Из оранжевой аптечной коробочки Серёга бережно вынул шприц‑тюбик с промедолом, сдёрнул колпачок и воткнул иглу через штаны в бедро бойцу, потерявшему руку. Промедол — наркотик, который кололи, чтобы раненый солдат не умер на поле боя от болевого шока и дотянул до врачебной помощи.
— Нихера там никого не было. Только две «дэшки» сидели.
«Дэшками» называли пулемёты Дегтярёва‑Шпагина — ДШК и ДШКМ.
— А с этими что? — Серёга кивнул на двух других раненых.
— Наш с контузией, у сапёра пулевое в живот.
— Чалмы явно из «Василька» по дороге бьют, — сказал Серёга. — «Броня» сюда не придёт. Будем выходить сами. Мужики, у кого пакет близко?
— У меня, — сказал кто‑то.
— Снимите с него его сбрую, — Серёга указал на сапёра, — прижмите дырку тампоном и забинтуйте нахрен вкруговую. А я тут пошуршу.
Он обогнул БМП и невдалеке на дороге увидел тела погибших — ещё два сапёра и боец охранения. Рядом с сапёром‑вожатым упала и его собака, а над ней уже топталась овчарка, что прибежала вместе с группой Лихолетова, и недоверчиво обнюхивала мёртвую напарницу. Пахло гарью и дизтопливом, висели клочья дыма от завесы, которую разворошил ветер. Серёга поглядел на скалы с пещерами и через открытое пространство бросился к погибшим.
Все были «двухсотые», то есть «груз 200». Кровь впиталась в светлый афганский грунт, и грунт казался тёмной и мокрой русской землёй. Серёга перетряхнул тела, проверяя, и потом метнулся обратно к БМП. «Бородатые» не замечали, что на дороге бобиком вертится кто‑то из недобитых врагов.
Серёга влез на БМП и заглянул в водительский отсек. Водитель лежал под двурогим рулём бесформенной кучей, чёрной и замасленной. Серёга шагнул к башне и с натугой приподнял взвизгнувшую крышку башенного люка. Командир и стрелок сидели на своих местах, одинаково наклонив головы набок. Глаза у них были открыты, рты и подбородки залила кровь из носа. Жуткая неподвижность объясняла сразу всё.
И тут над головой Лихолетова с урчанием прошла пулемётная очередь. «Духи» промахнулись — взяли высоко. Серёга успел укрыться за башней, и через секунду обе БМП загромыхали под пулями, как барабаны.
Серёга переждал обстрел и спрыгнул вниз к бойцам и раненым.
— Всё, засекли нас, мужики, — весело сказал он. Лихолетову приятно было ощущать себя рисковым, ловким, правильным и техничным. — Короче, разбираемся, кто кого понесёт, и выходим. Идём по окраине кишлака вдоль дувала до речки, дальше по берегу речки до моста. Подъём, мужики!
