На первом этаже Серёга открыл боковую дверь и пропустил Германа в большой спортивный зал с тренажёрами в два ряда. На многих занимались.
— Наш кач, — пояснил Серёга. — Парни тягают железо, набивают банки. В «Коминтерне» есть боевое крыло. Без бойцов сейчас никуда. В городе самая борзая группировка — у Бобона, такой типа блатарь. За вокзалом поднимается группировка спортсменов. Есть черножопые, есть залётные, есть отморозки.
— У вас в Батуеве — как у нас в Тольятти на автозаводе. Это плохо.
— Не бзди. Мой «Коминтерн» всех круче, у меня армия. Бойцов спецом на убой кормим, а остальные всегда готовы к мобилизации. Все разделены на боёвки, если тревога — каждый знает своё место и своего командира.
— То‑то у тебя весь «Юбиль» бухает, — поддел Герман.
— И что? — усмехнулся Серёга. — Забыл, как мы сами родину защищали?
Да, там, под Гиндукушем, они с Серёгой пили как про́клятые…
Возле пустого тренажёра, подкручивая специальным ключом какую‑то блестящую гайку, стоял тренер — седеющий, благородно‑красивый мужик в костюме «Адидас». Он был высокий и стройный, словно стрелок из лука.
— Ярослав Саныч Куделин, — не пожимая тренеру руки, сухо и даже слегка насмешливо представил Серёга. — Верховный начальник этого зала.
— Какой я начальник, если мне никто не подчиняется? — надтреснутым и громким голосом раздражённо ответил тренер. — Лодягин так и не пришёл противовес перетянуть! Пружину рвать он может, а ремонтирует пусть дядя?
— Саныч, я ведь уже объяснял тебе, — сдерживаясь, сказал Серёга. — Гоша Лодягин — из Штаба, он не будет в зале вверх воронкой стоять. Нехер тебе с ним меряться, кто из вас важнее. Возьми с него бабки и вызови мастера.
— Вообще нельзя так к инвентарю относиться!
— Нельзя, кто спорит? Но мозги Лодягину чинить буду я, а не ты, а ты почини тренажёр. Устроил тут кусалово из‑за какой‑то херни.
— Инвентарь не херня! — со скандальным раскатом заявил Куделин.
— Всё, залепили контрабасы, — отрезал Серёга. — Где Татьяна?
Тренер как‑то сник, отвернулся и забрякал ключом по блестящей гайке.
— У меня в тренерской, — глухо ответил он.
Серёга прошёл в комнату тренеров, а Герман по инерции — за ним. Здесь стояли стеллажи с какими‑то спортивными снарядами, шкафы с наградными кубками, стол. Девочка лет пятнадцати мыла в умывальнике стаканы. Узкие плечики, тонкая русая косичка, неяркое и нежное лицо, бледные губы.
— Здорово, Татьяна, — Серёга приобнял девчонку за талию, поцеловал в скулу и оглянулся на Германа. — Это, Немец, её батя был. Говнистый мужик — ты не обижайся, Тань, правду говорю. Разбодался с Гошей из‑за тренажёра. Оба бараны, блин. Один орёт: «Зал закрою!», другой орёт: «Уволю!»
Серёга привычно потискал девочке зад. Таня словно ничего не заметила; она смотрела в раковину умывальника и вертела гранёный стакан под струёй воды. Герману эта девочка показалась холодной, надменной и равнодушной. В её недозрелости чудилась жёсткость почти несъедобного раннего яблока.
— Когда мне булки отрастишь нормальные, а, Татьяна? — ласково и по‑хозяйски спросил Серёга. — Как домоешь, сходи в «Баграм», там нам чё‑то испекли на вечер — возьми и принеси на «мостик». Пошли дальше, Немец.
Герман поскорее вышел из тренерской. Ему неловко было смотреть, как наглый Серёга бесстыже лапает Таню Куделину. Неужто Лихолетов имеет какие‑то отношения с малолеткой? Хотя Серёге закон не писан, а малолетка, похоже, в жизни бестрепетно перешагивает через ступеньку.
Серёга и Немец пересекли спортзал, направляясь к выходу. Саныч что‑то объяснял потному парню, зажатому в пыточных объятьях тренажёра, и сделал вид, что не заметил Лихолетова. Серёга понимающе усмехнулся.
— Ну, блин, скотобойня! — изумился он, когда оказался в фойе, где среди коробок отсыпались упившиеся «коминтерновцы».
Серёга бесцеремонно распихивал коробки и раскладушки, прокладывая путь от дверей спортзала к лестнице на второй этаж, и ворчал:
— Напрасно мы со Штабом созвали эту популяцию… Всё из‑за путча…
— А что у тебя за Штаб?
— Я же не один руковожу. В одиночку напряг. У «Коминтерна» — Штаб. Кто за бизнес отвечает, кто за социалку, кто за финансы. Саня Завражный по властям ходит. Егор Быченко командует бойцами. Игорь Лодягин, который тренажёр сломал, — секретарь. Всех выбирают на три года. И меня тоже.
Герман не ожидал, что у Серёги так по‑настоящему. Сам‑то он не сумел организовать себе место под солнцем, а вот Серёга — сумел. И себе, и другим.
— Что ещё у меня? — продолжал Серёга, поднимаясь по лестнице. — Там — кафе. Было «Топаз», стало «Баграм». Типа аэродром, где все приземляются. Там — кинозал. Городские в «Юбиль» не ходят, мы сами себе кино крутим. В «Юбиле» не только работа и кач, но вообще место сбора. Парни просто так околачиваются, если делать нечего. Видак посмотреть, побазарить, бухнуть.
Серёга вывел Германа на балкон второго этажа. Здесь все компании уже слились в одну, и в толпе, кивая кудлатой головой, бил по струнам и рыдал гитарист, а ему подпевали грубые, хмельные, неумелые голоса:
— Помни, товарищ, ты Афганистан! Зарево пожарищ! Крики мусульман! Грохот автомата! Взрывы за рекой! И того солдата, что хотел домой!
Всю стену над кучей поющих «афганцев» занимала большая мозаика — крейсер «Аврора». А дальше, возле второй лестницы, располагался зимний сад Дворца культуры. Сквозь декоративные решётки ограды торчали острые листья пальм, звонко щебетали в клетках разноцветные тропические птички.
На третьем этаже Серёгу остановил высокий парень‑калмык.
— Серый, сегодня же вторник, рабочий день! — с упрёком накинулся он на Серёгу. — Мне подпись твоя нужна под поручительством! Дела не ждут!
— Запомни эту суку, Немец, — сказал Серёга. — Это Каиржан Гайдаржи. Он, блядь, родину продаст и сам упакует. Между прочим, член Штаба. У него под «Коминтерном» своя контора, называется «Факел». Бизнес. Типа как всей фирмой по друзьям собирают гондоны на переплавку.
— Ты прикалываешься, а у нас всё буксует! — заулыбался Гайдаржи.
— Я тебе сказал, Каиржан, что «Коминтерн» в поручители я не запишу! Чего ты там мудишь со своим Бобоном? Чего вы там ещё скоммуниздили?
— Серый, всё чисто! — Каиржан убедительно вытаращил раскосые глаза.
— Нихера. Ищи других. «Коминтерн» вышел из ваших учредителей.
— А ещё, блядь, «афганское братство»! — вслед Серёге укорил Каиржан.
— Не гони, — надменно ответил Серёга. — У тебя подстава для «братства».
Серёга провёл Немца по коридору мимо кабинетов, где за обычными конторскими столами сидели совсем обычные женщины, и остановился возле двери с табличкой «Заубер Семён Исаевич. Директор Дворца культуры».
