Книга Вид с метромоста, страница 71. Автор книги Денис Драгунский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Вид с метромоста»

Cтраница 71

Она коротко засмеялась.

Я тоже попробовал усмехнуться коротко и мудро. Но не получилось. Потому что я тогда был совсем-совсем молодой.

Девятое января

волшебный фонарь

Василий Алексеевич Кириллов, землевладелец и кандидат прав Юрьевского университета, проснулся и поглядел в окно. Было сухое зимнее утро.

Василий Алексеевич был сильно не в духе: тому были две причины. Спустив босые ноги на лоскутный коврик, он гадал, какая из этих причин сильнее.


Первая – вчера он окончил читать известный роман Достоевского «Бесы» и понял, отчего родители прятали от него эту книгу. Негодяй-автор вывел там его отца, инженера Алексея Ниловича Кириллова, в виде полоумного революционера, который вдобавок еще и застреливается. Да, в молодости отец путался с Нечаевым, но вовремя одумался, пошел служить и закончил свои дни в полном благополучии, выйдя в отставку статским советником, то есть генералом, и крепко обеспечив семью.

Но ведь не потребуешь опровержения!

Василию Алексеевичу показалось, что сестра Анна знала об этой книге: недаром, когда речь заходила об отце, она улыбалась и глядела в сторону.


Анна – вот вторая причина.

Кириллову было двадцать восемь, он только собирался вступить в брак, но всё откладывал этот важный шаг, и последние три года безвылазно жил в наследственном имении, недалеко от Режицы. Окончив курс, он записался было частным поверенным в окружном суде, но, проиграв первое же дело, махнул рукой. Выходило, что адвокатство обходится дороже, чем жить в своем имении скромным барином.

Жил он вместе с матерью – генеральшей, как звали ее слуги, – и младшей сестрой Анной, девушкой на выданье.

И вот вчера сестра Анна ушла к арендатору Блюменфельду, сказав, что женихов всё равно нет, а она выше предрассудков.

Блюменфельд назывался латышом, но Кириллов был уверен, что он еврей – уж больно чернобород и больно лихо носил картуз с лаковым козырьком.


Затрещали дрова в растопленной голландке. Этот звук встревожил Кириллова.

Он прикрыл глаза и увидел белую площадь и людей, которые падают под ружейными выстрелами.

Он увидел, как мужики жгут его имение, отец бросает бомбы, а сестра Анна гарцует на лошади.

– Уезжай, братец, пока не поздно! – кричит Анна. – Пощады не будет, беги!

Но куда бежать?

В Польшу? Польша будет свободной! Но ее растерзают Россия и Германия. В Германию? Там невзлюбят славян. В Италию? Там будут возрождать римский дух. Во Францию? Ее завоюет Германия. В Испанию? Там католики и нищета. В Англию? О, как они скупы и надменны. В Америку? Но боже, как это далеко и страшно…

Картины мелькали, как в волшебном фонаре.

«В Швецию! – хлопнул себя по лбу Кириллов. – Вот куда надо бежать: в Швецию».


Он очнулся и помотал головой. С досадой подумал об Анне. Ох, эти эмансипе! Но всё же – она такая юная, свежая, красивая, а у этого Блюменфельда отросшие грязные ногти на ногах – он летом видал. Эмансипе-разэмансипе, но как можно обнимать такого мужчину? Брр!

Он протянул босые ноги к кафельному боку голландки и заметил, что у него ногти тоже немножечко того… загуляли.

– Яков! – крикнул он слуге. – Возьми у генеральши малый несессер!

Постриг себе ногти, собрал их с ковра в ладонь, бросил в печь, снова лег.

В Швецию бежать, придет же в голову.

Думы чабана

этнография и антропология

Мой старший брат, известинский журналист Лёня Корнилов (умер в 2007 году), рассказывал.


В середине семидесятых он был в командировке в Казахстане. Нужно было сделать материал про старого мудрого простого казаха, человека земли.

Нашли такого – чабан, ударник, орденоносец, аксакал.

Лёня к нему приехал. Юрта, костерок, мясо, водка, неспешный разговор.

Чабан долго и подробно рассказывает про овец, баранов, ягнят, про кошары, про летнюю жару и зимние ветры, про своих собак, которые лежат тут же, положив тяжелые морды на толстые лапы.

Бескрайняя рыжая степь. Бездонное бирюзовое небо, в котором едва заметными черточками реют беркуты. Запах овчины, свежего мяса и костра.

Однако надо, чтобы чабан сказал что-то политически зрелое.

Лёня решил без экивоков:

– Ну, а теперь, под конец, скажите что-нибудь про советскую власть.

– Советский власть? – переспросил чабан.

– Ну, да. Что вы, вот лично вы думаете о советской власти?

Чабан задумался.

Он долго думал, глядя в небо, а потом печально сказал:

Советский власть хороший. Но какой-то очень длинный…


Смешно, собственно, не это.

Смешно то, что мы, московские пустоболты, смеялись над аксакалом. Думали, что он под старость рассудок потерял. Что ему мнятся ханы, эмиры, басмачи и прочая Алаш-Орда.

Нам-то советская власть казалось вечной.

Хотя ей оставалось всего пятнадцать лет.

Поговорить

родные люди вот какие

Быстрая встреча не располагала к разговорам, но Елена Ивановна не могла без этого. Она даже говорила: «Между сексом и поболтать – если уж такой жесткий выбор будет, либо-либо, то предпочитаю поболтать. Особенно с хорошим человеком. Но лучше, конечно, и то и другое».

Серёжа Петров был хорошим человеком. И моложе Елены Ивановны лет на шесть. Или даже на десять.


Встреча была быстрая, потому что Серёжа зашел к ней забрать отзыв на реферат. У его аспиранта была защита, это был его первый аспирант, и он очень волновался и поэтому вдруг поцеловал Елену Ивановну. Как бы в благодарность. Ручку поцеловал, а потом щечку, а потом они очнулись, лежа на узком диване в гостиной. Потом оба сели, переводя дыхание и глядя на свое голое отражение в темном экране телевизора.

Серёжа поднял с пола рубашку и прикрылся.

А она так и сидела, водя пальцем по своему худому вялому животу.

– Твой папа изменял твоей маме? – вдруг спросила она.

– Нет, – сказал Серёжа. – То есть, насколько я знаю, нет.

– То-то ты такой смущенный, – улыбнулась она. – А мой папа изменял.

– Направо и налево? – нарочно спросил Серёжа.

– Не ехидствуй, – сказала Елена Ивановна. – Нет. Не направо и налево.

Но я знала, что у него были женщины. Но не знала кто. Но про одну он вдруг проговорился. При мне по телефону сказал: «Галюсенька, встретимся завтра». Я сказала: «Вот это да!» Он обернулся и беспомощно на меня посмотрел. Он уже был сильно немолод. У него были две сотрудницы, две одиноких дамочки-подружки. Галя Саенко и Вера Чибис. Они даже приходили к нам в гости, вдвоем.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация