На коленях у меня лежала книга, но сосредоточиться на чтении я не могла. В витрине напротив я видела свое отражение – неподвижна, одета в темное, в темных очках. Я ждала. Думала о том, что уже произошло, и о том, что еще, может быть, произойдет. Взвешивала в последний раз все «за» и «против» моей авантюры. Пути, откуда возврата не будет.
Рыжий Ус появился в назначенное время. На нем была его всегдашняя замшевая куртка и голубая – под цвет его полуневинных глаз – рубашка без галстука, бежевые вельветовые брюки. Сел за соседний столик, заложил ногу за ногу. Я невольно засмотрелась на его английские башмаки – старые, но очень ухоженные и сияющие глянцем.
– Славный денек, – сказал он, не глядя на меня.
Я не ответила. И так мы посидели минутку молча, разглядывая прохожих. Когда появился официант, Рыжий Ус заказал чашку кофе и выпил его без сахара, одним долгим, медленным глотком. Потом вытер рот бумажной салфеткой и благодушно откинулся на спинку.
– Как поживает Тощая Рожа? – спросила я.
И услышала тихий смешок сквозь зубы.
– Ничего, спасибо.
– Что значит «ничего»?
Он ответил не сразу, как будто сперва поразмыслив:
– Чувствует себя лучше. При ярком свете старается не показываться, но, в общем, пошла на поправку. Отеки меньше, спасибо противовоспалительным мазям. Кровоподтеки не вполне еще сошли… Думаю, она поминает тебя в своих молитвах. Говорила, что, бог даст, когда-нибудь сквитается.
Я скорчила гримасу фальшивого сожаления:
– Мне кажется, момент упущен. Не повезло, что поделаешь… Ну, так или иначе, теперь она знает, чего от меня можно ожидать.
Он снова посмеялся – мягко и чуть слышно. Оценил мою реплику.
– Я ей так и говорю.
– В таком случае кланяйся ей.
– Непременно. Как же иначе?
Мы еще помолчали, разглядывая витрины и прохожих.
– Странный город, а? Тебе не кажется? – спросил он чуть погодя.
– Кажется.
– И много в нем странных людей.
– Вроде нас с тобой, – сказала я.
Эти слова вроде бы погрузили его в раздумья. Он искоса посмотрел на меня, явно пытаясь внести в категорию странных людей. И столкнулся при этом с многочисленными трудностями. Наконец, ответил тоном, исполненным смирения:
– Да мир вообще – странное место.
Я кивнула, показав, что совершенно согласна. Потом Рыжий Ус, словно внезапно вспомнив что-то, сунул руку в карман:
– Вон то, что ты просила.
Он сказал не «вот», а «вон», словно бы он тут ни при чем. Я взяла у него маленький сверток, сунула в сумку.
– Здесь и то и то? – спросила я с сомнением.
– Можешь не сомневаться, – ответил он таким тоном, словно мое недоверие и впрямь его задело. – И постарайся телефон не выключать… Этого будет достаточно.
Он говорил, а сам при этом явно размышлял о чем-то еще. Потом качнул головой неодобрительно и предостерегающе:
– Слушай-ка… А ты уверена, что ввязалась в стоящее дело?
– Полностью.
– Мне приказано подчиняться беспрекословно и следовать инструкциям буквально. Я это и делаю. Однако мы должны были бы…
– Иди ты… – невежливо перебила я.
Потом поднялась. И в этот миг снова увидела свое отражение в витрине. И не сразу узнала себя.
– Вот эта, – сказал Снайпер.
Мы остановились на углу. Ладони у меня повлажнели. Я вытерла их о джинсы.
– Почему здесь?
– Потому что прекрасное место. Опасное и прекрасное.
– Да? А на вид не скажешь.
– Не доверяй…
– Кому? Тебе?
– Видимости.
Он вытащил изо рта и выбросил недокуренную сигарету. Потом, озираясь, мы перешли улицу и оказались у металлической будки, прилепленной к стене из бетона и камня. Снайпер протянул мне шапку:
– Лицо закрой. Наверху есть камера.
Я остановилась в тревоге:
– Мы попадем в кадр?
– Нет. Она покрывает только часть стены. Будка остается вне зоны действия. И потому мы здесь и войдем.
Я подняла воротник куртки, надвинула шапку, а Снайпер накинул на голову черный флисовый капюшон худи, надетого под пилотскую куртку.
– Бывал здесь раньше?
– Много раз. Но сегодня в твоем обществе намереваюсь зайти дальше, чем обычно.
– Почему?
– Узнаешь, когда доберемся.
Находились мы возле станций метро и железной дороги Мерджеллина, куда приехали на автобусе. Здесь было безлюдно и полутемно. За припаркованными машинами ничего не стоило спрятаться, а стоявший шагах в двадцати фонарь давал достаточно света, чтобы видеть, куда ставишь ногу, хоть и превращал это место в игралище теней, сумрака, мглы.
– Я-то придерживал его для других целей, – сказал Снайпер. – Но сегодня – удобный случай.
Будка была покрыта граффити и рекламными плакатами. На двери висел массивный замок.
– Закрыто, – сказала я.
– Она всегда закрыта.
Он сбросил с плеч рюкзак, поставил его у ног и вытащил большие ножницы с толстыми лезвиями. Нажал – и замок с перекушенной дужкой упал на землю.
– Пошли, – сказал Снайпер, снова надевая рюкзак.
За дверью оказался люк. Я различила только первые ступени железной лестницы. Из отверстия шла струя холодного влажного воздуха. Еще пахло грязью – землей, безнадежно испакощенной городами, которые она столетиями носила на себе. Снайпер по грудь влез в дыру и смотрел на меня, цепляясь за ступени.
– Метров десять, – сказал он. – Пожалуйста, не свались.
Он начал спускаться, и я последовала за ним. Несмотря на то что мы оба были в кроссовках, при каждом нашем движении темная пропасть под ногами начинала гулко резонировать, и от того крепло ощущение, что мы погружаемся в черную бездну.
– Вот! Теперь поосторожней.
Я ступила на твердую землю. И когда вспыхнул фонарь, на мгновение ослепла.
– Вдоль стены идут кабели, – пояснил Снайпер. – Электрические заизолированы, но все обветшало, а стены сырые. Постарайся ни к чему не прикасаться.
В качающемся свете я увидела бетонное подземелье метра три в высоту и два в ширину. Кабели и трубы тянулись по обеим стенам и по потолку, там и сям покрытым огромными темными пятнами сырости. Под ногами была земля, заваленная мусором и слежавшейся грязью. Неподвижная крыса – глаза ее, отражавшие свет фонаря, превратились в два огонька – поглядела на нас пристально, а потом исчезла, волоча свой длинный хвост.
