С другой стороны, нужно ли верить попам? Может, они это для своего удобства измыслили, чтобы людей пугать. Нет, наверное, никакого Страшного Суда, брехня всё. Семь лет назад был у Шельмы напарник, поп Лужка. Устроились они на дороге в Троицкую обитель, куда паломники к старцу Сергию Радонежскому за наставлением ходят. Яшка изображал на перекрестке юродивого. Показывал богомольцам, которые побогаче, как к праведнику дойти: тропочкой, через лес. А там, в чаще, стоял скит, где сидел Лужка, кормил ручного медведя, представлял из себя святого старца. Поп изрекал мудрое, принимал подношения на обитель. Хорошо поживились. Лужка был враль и выверт каких мало, а тоже боялся Страшного Суда. Бывало, напьется и плачет, что черти его будут на огне жечь. И хорошо бы, потому что в конце концов Лужка надул товарища – сбежал со всем хабаром. Непременно его за это покарает Господь.
Кроме философского думалось про земное, привычное.
Что-то засомневался Яшка, надо ли ему уезжать за моря. Там, конечно, порядку больше и богатому купцу есть где развернуться. Это правда. А на Руси жуть, на Руси татары, на Руси нет закона торговому человеку в защиту. Тоже правда.
Однако где жуть, там и прибыль – давно известно. Татары ныне – от дохлой кобылы хвост. А что касаемо беззакония, то это страшно для слабого, для сильного же очень даже приятно. С ярлыком, с грамотой от самого великого князя Шельма попадал в сильные, на кого никакой посадник-воевода не тявкнет. С пятнадцатью пудами серебра, да с алмазной змеей, которая того серебра вдесятеро дороже, да с государевым покровительством, да с беспошлинностью – это ж как развернуться можно!
И было еще одно соображение, немаловажное. В Европе рано или поздно могут явиться от Боха – тот же (брррр!) Габриэль. У Ганзы всюду свои лазутчики. А на Руси поди-ка, немчура, сунься к государеву подзащитнику.
Вот и гляди, нужно уезжать в чужие края либо нет.
Если прискучивало философствовать и прикидывать будущее, Яшка запускал буланого вскачь, носился по полю широким кругом – прочистить голову ветром. Далеко от своих, впрочем, не отъезжал, мало ли. И постреливал во все стороны взглядом, потому что у умного человека глаза всегда в работе: нет ли где какой опасности или, наоборот, выгоды.
На третий день медленного пути, верстах в тридцати от поля брани, остановился над одним из мертвецов. Их тут было меньше, но все еще попадались.
Сначала внимание привлек издохший конь – белый, тонконогий, чистых арабских кровей, хоть царю под седло. Потом посмотрел на лежавшего здесь же покойника да присвистнул.
Это и был царь. Верней хан, что одно и то же.
Мухаммед-Булак, некогда прекрасный собой юнош и законный государь Золотой Орды, а ныне просто голый труп с рассеченным затылком. Видно, под ханом споткнулся скакун, и налетела погоня, да не разбирая рубанули с плеча, а после ободрали вчистую.
Вон оно как с ферзями-то бывает…
Подъехали телеги.
– Знакомого встретил, Яков Дмитрич? – спросили у Шельмы сочувственно.
– Да. Боярина одного сынок.
– А похож на татарина.
– Мать у него татарка. Похороните его честно, ребята.
Закопали Чингисханова потомка наскоро, неглубоко. Сверху выложили крест из камней – дерево в этих голых краях взять было негде. Один дружинник знал молитвы, попел немножко, да и поехали дальше.
Не то чтоб Шельме было жалко оставлять высокородного отрока, несосватанного жениха на поклев воронам, но есть правило: видишь нечто, имеющее ценность, не оставляй на дороге, прибери в укромное место. Может, после пригодится.
И ведь пригодилось.
Еще через два дня, в диком поле, случилось нехорошее.
На дальнем кургане откуда ни возьмись вырос всадник в малахае. Поднял руку с нагайкой, и через минуту вокруг, будто из-под земли, собралось не меньше сотни других.
Татары! Готовятся напасть!
Тарусцы сбились вокруг повозок, загалдели.
Было их человек сорок, половина израненные. Погибать всегда неохота, а после победы, недалеко от родного дома – особенно.
– Пропали мы! – кричали одни.
– Биться будем или как? – вопрошали другие.
Им отвечали:
– Как биться-то? Стрелами истыкают, а нам и укрыться негде.
И все смотрели на Яшку – что прикажет.
Он опомнился от испуга первым.
– Всем здесь быть! Я поеду к ним, поговорю. Если махну шапкой, не ждите меня, езжайте дальше.
– Куда на погибель, Яков Дмитрич? Лучше вместе ляжем! Может, пронесет Господь!
Но какой там «пронесет» – конники уже начали спускаться с холма, разгоняться для атаки.
Шельма пришпорил коня, помчался навстречу, размахивая рукой.
Кричал по-татарски:
– Эгегей! Погодите! Не стреляйте!
Татары остановились. Куда им было торопиться?
Подъехав, Яшка объявил:
– Я свой, татарин. Переоделся после битвы, прибился к русам. Кто у вас начальник?
– Ну я, – ответил сотник.
– А над тобой кто?
– Давлет-бек.
– Веди меня скорей к нему. Дело великой срочности и важности!
– Да кто ты такой? Из какого улуса? Кому служишь?
– Я человек благородного Шарифа-мурзы. Слыхал про такого?
– Как не слыхать…
Сотник глядел то на Шельму, то на обоз. Во взгляде читалось недоверие.
– А может, ты нас от русов уводишь? Что у них в повозках?
– Убитые и раненые. Нельзя время терять! Поспешим! Если что – догоните их. Куда они в степи денутся? Скачем к вашему беку. Скорее!
Юзбаш нехотя развернул коня.
– Ладно. Но если соврал, пожалеешь.
Махнул Яшка своим – езжайте, увозите мое серебро, и поскакал с татарами.
Меньше чем через час прибыли они к немалому становищу, подле которого пасся огромный табун лошадей. Пока мчали рысью, сотник объяснил, что они, люди Давлет-бека, ловят осиротевших коней, которых после битвы по степи бегает множество тысяч, и отбирают самых лучших. Видно, бек этот был не дурак. Сообразил, что и от поражения можно поживиться.
Очень хорошо, что не дурак.
– Верно ли, что ты слуга Шарифа-мурзы? – вот первое, что спросил, выслушав сотника, горбоносый, узкоглазый татарин в грязном шелковом халате, перепоясанном красным кушаком. – Я знаю Шарифа-мурзу. Ну-ка, какая у него любимая присказка?
– «Чтоб мне не насмешить Аллаха», – ответил Яшка и сразу перешел к делу.
