– Теперь, мои дорогие друзья, будьте подобны истинным служителям храма и пастырям, очистившим землю от жрецов Ваала и порочной королевы. Перед вами ваш король, спасшийся чудесным образом, как Иоас. И если, как сказано в Писании, Иоас восстановил храм, оскверненный жрецами Ваала, так и юный король Яков восстановит истинное благочестие на нашей земле! – Нокс сделал паузу и откашлялся. – А Гофолия – кем она была? – разумеется, все это знали. – Конечно же дочерью Иезавели! Да, гнусной распутницы Иезавели. Но на нашей земле тоже есть Иезавель, и, конечно же, она должна быть убита, чтобы в королевстве наступил мир! Пусть псы лижут ее кровь!
Слушатели заерзали на своих местах.
– Мы прошли долгий путь и не должны колебаться перед последним шагом. Ее нужно убить, но не в доме Господнем! Вам решать, как это сделать!
Нокс заметил, что Мортон нахмурился. Лорды выказывали странное нежелание доводить дело до логического конца. Иезавель и Гофолия, какими бы патетичными или привлекательными они ни казались в своем падении, всегда могут восстать, чтобы бороться и отомстить за себя, если не истребить их под корень. Как сделать так, чтобы они поняли насущную необходимость этого шага?
– Я взываю к вам не щадить никого, если Бог не велит иное. Помните, что Авраам был готов без колебаний пожертвовать Исааком!
После заключительной молитвы он сошел с кафедры. Пэры приблизились к дремлющему младенцу на троне и стали один за другим преклонять колени перед ним и приносить клятвы верности. Потом титулы высокородного и сиятельного принца Якова VI были провозглашены у дверей часовни под звуки труб.
* * *
Мария сидела у оконной ниши в комнате на нижнем этаже круглой башни. Комната находилась примерно в восьми футах над землей. С того места, где она сидела, можно было видеть другие маленькие острова на озере, включая островок с руинами старинного монастыря. Деревья в полном убранстве шелестели на ветру и частично закрывали картину.
Она сидела здесь уже два дня в светлое время суток, повернувшись спиной к комнате и глядя в окно. Ей казалось, что если сохранять полную неподвижность, то можно уберечься от мысленного возвращения к сцене, произошедшей в ее спальне. Если она не будет двигаться и сосредоточится на том, чтобы избавиться от любых мыслей, то избавится от душевной боли. Это помогало и от физической боли, которую она тоже испытывала.
Каждый раз, когда мысли о Линдсее и подписанных документах приходили ей в голову, она тщательно подавляла их. Но оставались напоминания в виде содранной кожи на руке, и, хотя она накрыла эти следы шалью, боль не проходила.
«Я все еще жива», – думала она, чувствуя себя лгуньей при этой мысли. Почему ей кажется, что она умерла?
«Потому что ты потеряла королевство, мужа и всех твоих детей, рожденных и нерожденных, за очень короткое время, – услужливо подсказал разум. – Но правда в том, что ты не мертва, а лишь ошеломлена».
«Это пустые слова, – ответила она самой себе. – Ты лишь досаждаешь мне и не можешь убедить меня. Я не хочу делать ничего, только сидеть здесь».
«Поверь, ты поднимешься со стула и обнаружишь, что в мире еще осталась радость. Нет такой вещи, как последняя битва».
Мария улыбнулась, выслушав отповедь от разумной, деятельной стороны своего существа. Но это было бесполезно. «Скажи это Марку Антонию после битвы при Акциуме или Ричарду Третьему после битвы при Босуорте, – мысленно ответила она. – Бывают и последние битвы. В некоторых случаях мы сразу же понимаем это, а в других понимание приходит гораздо позже. Говорю тебе, я потеряла все».
«Босуэлл еще жив, лорд Джеймс возвращается, принц еще не коронован, а Елизавета Английская доказала свою дружбу – она единственная из правителей, поддержавших тебя в это трудное время. Как же ты можешь утверждать, что все пропало? Ты знаешь, что подписанные тобой документы не имеют силы, потому что были получены под угрозой для жизни».
Да, Босуэлл еще жив… При этой мысли ее сердце забилось чаще. Может быть, еще остается надежда. Пока остается жизнь, остается и надежда, говорят надоедливые люди. Но в этом есть своя правда.
Какой сегодня день? Она перестала следить за временем с тех пор, как оказалась здесь. Они с Босуэллом расстались пятнадцатого июня, а на следующий вечер ее уже доставили сюда. Потом она лежала в беспамятстве… как долго?
– Какой сегодня день? – спросила Мария так тихо, что Мэри Сетон едва расслышала ее. Тем не менее она сразу же повернулась к своей госпоже.
– Что? – с надеждой спросила она. Королева вновь заговорила!
– Я спросила, знаешь ли ты, какой сегодня день, – прошептала Мария.
– Двадцать девятое июля, – может быть, нужно добавить год?
Двадцать девятое июля. День ее свадьбы с Дарнли. Казалось невероятным, что это произошло два года назад. Даже время, проведенное во Франции, каким-то образом казалось более близким.
Мария кивнула и похлопала Сетон по руке.
– Танцующие листья образуют очень сложный узор, – сказала она. – Может быть, ты сможешь зарисовать их, и мы используем этот набросок для вышивки. Видишь? Темно-зеленые дубовые листья с закругленными краями и овальные светло-зеленые березовые листья чередуются красиво и необычно.
– Хорошо, я принесу уголь и носовой платок, – перехватив недоуменный взгляд своей госпожи, Мэри добавила: – Нам не разрешают пользоваться перьями, чернилами и бумагой.
– Ох! – Значит, они лишили ее возможности написать что-либо, кроме подписи об отречении! Никаких писем? Как может королева остаться без связи с внешним миром?
Как она сможет сообщить кому-либо о своем бедственном положении?
Марию охватило тошнотворное чувство, словно огромная рука сдавила ей грудь. Лишиться возможности говорить с теми, кто находится за пределами слышимости… Она чувствовала себя немой и совершенно беспомощной.
– Понятно, – наконец прошептала она.
В конце концов, какая разница? С таким же успехом она могла бы умереть и лежать в гробнице. Эта каменная комната была всего лишь склепом. Мертвецы не пишут писем, и разве она не принадлежит к миру мертвых? Разве она сама об этом не думала?
Но каким-то образом отсутствие выбора и самой возможности писать кому-либо ощущалось по-иному. Это пробудило в ней яростное, настойчивое желание найти перо и бумагу. И Босуэлл – если она не найдет способа написать ему, значит, она больше не сможет поговорить с ним, лично или на расстоянии.
Яркая искра привлекла ее внимание. Огонек покачивался вверх-вниз и подрагивал. Пока она смотрела, он увеличился в размерах. Кто-то разложил костер возле лодочной пристани.
Огонь продолжал разрастаться, пока над ним не поплыли клубы дыма, заслонившие вид на озеро. Мария слышала, как люди вокруг костра засмеялись и разразились криками.
Праздничный костер. Но для чего?
Потом она услышала гулкий выстрел замковой пушки на бастионе. Эхо оказалось таким громким, что дверь покачнулась на петлях. Мария вздрогнула от страха. Кто-то напал на остров? Пушка продолжала стрелять через равномерные промежутки времени. Это был салют.
