– Итак, ты приехала, – произнес он, но это прозвучало как обвинение, а не приветствие. Теперь было уже слишком поздно прятать лицо за маской из тафты. Не имеет значения – пусть видит его таким, как есть!
– Как видишь, – Мария старалась не смотреть на него, но превращение Дарнли настолько поразило ее, что ей трудно было отвести взгляд. Плоть почти сошла с его хрупких костей, поэтому он выглядел как одна из гротескных разложившихся фигур, болтавшихся на виселицах, но его кожа была не черной и гнилой, а полупрозрачной и гниющей, усеянной багровыми пятнами и рубцами. Из-за лысины он выглядел неестественно старым.
– Бургойн помог мне, – сказал он и отложил лютню. – Видела бы ты меня раньше! – его глаза сузились. – Подойди же, дорогая жена, и поцелуй меня!
Мария заставила себя улыбнуться и подошла к нему. Вблизи он выглядел еще хуже. Из некоторых болячек сочился гной. Она нашла более или менее здоровое место возле левого глаза и легко прикоснулась к нему губами.
– Спасибо, – пробормотал он. – Я уже чувствую, как начинаю выздоравливать.
От его дыхания исходило зловоние – этот запах не походил ни на один из знакомых ей. Он был гнойный – других слов для описания не находилось.
«Я не смогу пройти через это, – подумала она. – Нет, я ни за что не смогу запереться с ним в этой комнате на ночь. Мне придется отвезти его в Эдинбург и держать поблизости, а потом, когда он выздоровеет…
Но выздоровеет ли он когда-нибудь? Что, если болезнь неизлечима или смертельна? Что, если его состояние будет ухудшаться? Что, если это мой единственный шанс провести ночь вместе с ним?
Тогда мне придется вытерпеть грядущий позор, потому что я не могу…»
– Ты так пристально смотришь на меня, дорогая жена. Это зрелище внушает тебе отвращение?
«Вот как выглядит грех, – вдруг пришло на ум Марии. – Его грехи проявились на лице, но не более того. Мои грехи с Босуэллом пока остаются невидимыми. Но любой грех был бы так же безобразен, как это, если бы мы могли видеть его».
– Нет, я жалею тебя, – и это было правдой. Точно такие же чувства она испытывала во время многочисленных болезней Франциска, когда она ухаживала за ним, и когда сам Дарнли тяжело болел корью. – Я хотела бы, чтобы ты мгновенно исцелился. Мне тяжело видеть тебя в таком состоянии.
Энтони Стэнден, красивый английский слуга Дарнли, как будто материализовался из теней в углу комнаты. Дарнли мрачно посмотрел на него.
– Принеси мне теплые полотенца, – хрипло потребовал он. – Мне нужно протереть лицо.
Стэнден вышел из комнаты.
– Тебе тяжело? – спросил он. – Но это твоя жестокость сделала меня больным. Из-за нее я стал таким, каким ты меня видишь, – он пронзил ее взглядом и медленно, выразительно провел ладонью по лысой голове. – Бог знает, почему я наказан за то, что сделал тебя богиней и не думал ни о ком, кроме тебя.
Мария отступила так далеко, насколько позволяли приличия.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду под жестоким отношением к тебе, и я никогда не хотела, чтобы ты считал меня богиней.
– Ты жестоко обошлась со мной, когда отказалась принять мое раскаяние и помириться со мной, – Дарнли попытался встать, но слабые ноги не держали его. Его колени дрожали от усилий. – Да, ты говоришь, что я покаялся, а потом снова согрешил. Но я еще молод. Разве мне не позволены юношеские заблуждения? Почему ты так много ждешь от меня? – он жалобно взглянул на нее. – Ты прощала других подданных, которые согрешили гораздо больше, – предателей вроде Мортона и лорда Джеймса. Но к ним ты отнеслась милосердно!
Он выглядел таким невинным и беспомощным! Но был полон лжи: возможно, он лгал так много, что даже не помнил свои выдумки и поэтому считал себя честным человеком.
– Как насчет слухов, дошедших до членов совета, что ты держишь наготове судно для отплытия из Шотландии? – парировала она. – А мистер Хайгейт недавно признался, что ты собираешься захватить меня и короновать принца. Уолкер, человек из Глазго, сообщил мне об этом.
– Я оторву ему уши! – закричал Дарнли. – Он лжец! Нет никакого заговора, кроме того, который готовят члены твоего совета. Да, я слышал о намерении заточить меня в тюрьму и убить, если я буду сопротивляться. Мэр Глазго рассказал мне об этом! С другой стороны, – его тон смягчился, – мне также сообщили, что ты отказалась подписать разрешение, когда его принесли тебе.
Кто-то в Крейгмиллере предал ее! Или это был шпион, а не один из пяти заговорщиков? Марию обдало холодом, и она внезапно почувствовала свою уязвимость.
– Поэтому, – мягко продолжал он, – я никогда не верил, что ты, моя единая плоть перед Богом, решишься причинить мне зло.
Его плоть… его гниющая плоть… единая плоть… но разве я могу сказать о нем то же самое? Разве я не знаю, что он хочет причинить мне зло?
Стэнден вернулся с подносом нагретых влажных полотенец. Он начал аккуратно прикладывать их к шее и лицу Дарнли, стирая корки с его гноящихся болячек. Дарнли выглядел довольным, как кошка, получившая свою долю ласки.
– Я отправляюсь в постель, – наконец сказал он Стэндену. Слуга поставил его на ноги, а потом помог доковылять до спальни. Дарнли упал на колени перед распятием и тоскливо посмотрел на него. Потом он позволил проводить себя в постель. Дрожа от усилий, он смог забраться под одеяло.
– Я больше ничего не хочу в этой жизни, кроме того, чтобы мы окончательно помирились и снова жили как муж и жена, – проговорил он после ухода Стэндена. – Если этого не случится… если бы я знал, что это никогда не случится, то больше бы не встал с этой постели!
– Я тоже этого хочу, – ответила она самым приятным и убедительным тоном, который могла подобрать. – Именно поэтому я приехала сюда. Но сначала тебе нужно избавиться от болезни, и будет лучше всего, если ты вернешься со мной в замок Крейгмиллер для лечения. Там более здоровая обстановка, чем в низменном Холируде, но достаточно близко, чтобы я могла посещать тебя. Мы организуем лечебные ванны и комнаты для процедур.
– Я не могу путешествовать.
– Я привезу носилки и буду лично сопровождать тебя.
– Ты действительно так хочешь, чтобы я выздоровел и мы воссоединились? – он казался тронутым. – Ты правда этого хочешь?
Она кивнула.
– Ну что же, мне придется убедить себя в том, что это правда. Иначе нас ожидают большие неприятности, чем ты можешь себе представить, – он вздохнул и натянул одеяло до подбородка.
– Мы оба устали, – сказала Мария, испытывая огромное облегчение от того, что встреча подошла к концу. Она повернулась, чтобы уйти.
– Нет, не уходи. Останься здесь!
– Нет, я не могу спать в покоях больного. Дворец архиепископа находится лишь в сотне ярдов отсюда. Обещаю вернуться рано утром…
Дарнли выбросил руку со скоростью атакующей змеи и схватил ее запястье.
