Глава 1
У студеных морей
Русский вечер.
Дымчатые дали.
Ржавые осколки на траве.
Веет древней гордою печалью
От развалин скорбных деревень.
Кажется, летает над деревней
Пепел чингизханской старины.
Но моей девчонке семидневной
Снятся удивительные сны.
Снится, что пожары затухают,
Оживает обожженный лес.
Улыбнулось, сморщилось, вздыхает
Маленькое чудо из чудес.
Юлия Друнина
На Руси происходили поистине великие события. Расширялась территория государства, укреплялась власть Ивана, успешно проводились политические, экономические, военные реформы. В далеком Соловецком монастыре тоже имели место значительные изменения, оказавшие прямое влияние на будущность страны.
Еще в 1548 году, после венчания Ивана на царство и его свадьбы с Анастасией, соловецкий игумен Алексий предложил монастырскому собору в качестве своего преемника инока Филиппа, то есть Федора Колычева, который к тому времени прожил в монастыре почти восемь лет. Для всей братии подобное представление Алексия не стало неожиданностью, а, напротив, явилось само собой разумеющимся. Соловки до тех времен не видели более крепкого в вере, трудолюбивого, уравновешенного монаха, пользовавшегося непреклонным авторитетом.
К мнению этого достойного, уважаемого, рассудительного человека прислушивались и молодые послушники и почтенные, умудренные жизнью старцы. Посему решение собора было единодушным. Филипп стал игуменом Соловецкого монастыря.
С этого момента на Соловках начался новый этап развития. Филипп с присущей ему неуемной энергией сразу же взялся за работу, проявил недюжинные способности рачительного хозяйственника и умелого организатора. При нем братия поставила на каналах мельницы. На ближних островах и в поморских вотчинах были возведены новые хозяйственные сооружения.
Царь не забывал друга своего тяжелого детства. Он жаловал монастырю земли, деньги, утварь.
Игумен Филипп был участником Стоглавого собора, но в то время не смог встретиться ни с царем, ни с другом, князем Ургиным. Пробыв на Москве всего сутки, он занемог, лечился в одном из удельных сел, а потом отправился обратно на Соловки, где его с нетерпением ждала братия.
Необходимо отметить, что игуменство Филиппа происходило не совсем гладко. У него произошел серьезный конфликт со старцем Зосимой. Дело рассматривалось митрополитом Макарием. По нему было вынесено решение не в пользу старца.
Этот случай можно было бы вполне оставить без внимания, если бы он впоследствии не сыграл роковую роль в судьбе честного Филиппа. Старец Зосима уехал из монастыря, но на Соловках остались его приверженцы, возненавидевшие игумена и готовившие подлую месть.
Однако вернемся к нашему повествованию.
Шел июль 1557 года от Рождества Христова.
Вечером князь Ургин при свечах сидел в горнице своего дома в Москве. На улице лил дождь. Дмитрий все чаще проводил долгие, нудные вечера в одиночестве. Он в мельчайших подробностях вспоминал счастливую жизнь с Ульяной. Ему становилось то тепло и радостно, то холодно и грустно.
Раздался стук в дверь.
– Князь, это я, Кирьян!
– Чего стучишься, если знаешь, что на двери запоров нет? – недовольно спросил Дмитрий. – Входи!
Кирьян вошел.
– Князь, у ворот инок какой-то. Говорит, что желает тебя видеть.
– Инок?
– В монастырской черной одежде. С посохом.
– Зачем он пришел, ты не спрашивал?
– Нет. Очень уж голос у него властный. Думаю, непростой человек.
– Так проводи его сюда. Зачем под дождем держишь? Сам-то во двор, поди, и носа не кажешь! Поспешай к гостю. Захочет переодеться, дай, во что, и веди сюда.
– Слушаюсь, хозяин!
Кирьян ушел. Князь Ургин поднялся со скамьи, поправил рубаху и подумал, кого это еще принесло в поздний час? И с добром ли?
Человек в мокром черном одеянии с капюшоном, наполовину закрывавшем лицо, вошел в горницу, встал у входа, опершись о посох. Сзади, напрягшись, застыл Кирьян, готовый наброситься на пришельца, если тот замыслит напасть на хозяина.
Но человек в черном глухим голосом произнес:
– Мир дому твоему, князь Ургин. Тебе, Дмитрий Михайлович, родным и близким твоим года долгие! По Ульяне же и Агафье скорблю и печалюсь.
Ургин удивленно спросил:
– Кто ты?
Гость отбросил капюшон.
– Здравствуй, Дмитрий!
Князь застыл в изумлении.
– Федор? Колычев? Но как?..
Кирьян увидел, что хозяин знает гостя и угрозы никакой нет. Он тихо вышел в коридор, затворил дверь и остался рядом с ней. На всякий случай.
Человек в черном улыбнулся и напомнил:
– Не Федор, Дмитрий, а Филипп. Или забыл? Федор остался в далекой молодости.
– Ладно, пусть Филипп. Удивил!.. Да скинь ты мокрое, не к чужим, к своим пришел.
– Ничего, у тебя тепло, Дмитрий. Ряса быстро высохнет.
– Тогда садись на лавку. Вижу, ты устал. С Соловков пешком сюда шел?
Филипп вновь улыбнулся.
– Нет, конечно. Сейчас я уже не дошел бы. А вот от пристани дальней – пешком. Как раз под дождь. Хотел было к митрополиту явиться, передумал и к тебе, другу своему, пришел. Рад ли ты мне, Дмитрий?
– Он еще спрашивает! Только в растерянность ты меня, игумен, ввел. Мог бы и предупредить. А то не знаю, что и делать. Все так неожиданно!..
– Князь Ургин и растерялся?
– А ты бы спокойно на лавке сидел, заявись я к тебе в келью на Соловках? Вот так же нежданно, тайком, да под ночь?
– Извини, друг. А делать ничего не надо. Просто присядь, успокойся.
– Присядь?! Успею! Тебе с дороги поужинать надо. Кирьян! – позвал Ургин.
Слуга появился тотчас.
– Слушаю, господин!
– Давай бегом поварихе наказ передай, пусть ужин для дорогого гостя приготовит. И сюда все! Не в трапезную, а сюда, понял, Кирьян?
– Понял, князь. Только вопрос один имеется.
– Ну?
– Сын твой спрашивает, что за гость у нас.
– Сын? – Ургин все еще не мог прийти в себя. – Скажи, дорогой гость, желанный. Да ступай же ты!
Филипп поднял руку.
– Погодите! Благодарю тебя, Дмитрий, но я поужинал, меду с тобой отведаю, да и все. А сын пусть войдет. Познакомимся.
