– Но это вызовет восстание народа, дворянства!
– Долго ли подавить бунт, особенно если привлечь немалые силы извне.
– Неужто Владимир пойдет на это, призовет на свою землю врагов Руси, коли уж случится ему царствовать?
– Ради верховной власти, сын, некоторые людишки готовы себя дьяволу продать. Пусть враг заберет дальние уделы, татары восстановят ханство. Хватит одного Московского княжества, чтобы быть в нем правителем. А до простого народа, быдла, им и дела нет. Так уже было в младенчестве и отрочестве Ивана. Только он сумел остановить междоусобицу, сплотить и возглавить государство, покончить с татарским игом, вернуть домой русских людей, погибавших в полоне без всякой надежды, приструнить зарвавшихся бояр. Без Ивана я не вижу будущего для Руси. Лучше умереть, чем стать свидетелем гибели родной страны.
Алексей воскликнул:
– Почему так говоришь, отец? Это грешно.
– Бог поймет и простит. Все, Леша, устал я, да и плохо мне. Хочу побыть один. Ступай к жене и детям.
– Но ты…
Князь прервал сына:
– Я не глупая девица, чтобы кончать с собой, потеряв честь. Я князь Ургин. По-моему, этим сказано все! И не делай намеков. Мы еще повоюем, Лешка!
– Вот это другое дело. Конечно, повоюем, отец!
– Ну, ступай. Оставь меня.
– А ужин?
– Выйду. А если нет, то перед сном внуков, как обычно, пришли.
– И сам зайду!
Ургин улыбнулся.
– И в кого ты такой упрямый, княжич Алексей?
– А разве не в кого? Не хандри, отец, коли что, зови или выходи. Пошел я.
– С Богом!
Рано утром следующего дня, 2 марта, Ургин вновь приехал в Кремль. У ворот его дожидались Гордей Степанов, ставший после гибели Григория Тимофеева первым помощником князя, и опытный воин Матвей Гроза.
Увидев их, Дмитрий попридержал коня.
– А вы что здесь делаете?
– Так в городе говорят, что царь при смерти. Вот и приехали узнать, что к чему, – ответил Гордей Степанов.
– Говорят!.. Значит, кто-то пустил слух о болезни государя?
– А он взаправду захворал?
– Что ж теперь скрывать, коли в городе народ об этом знает. Да, заболел Иван, но слухи о том, что он при смерти, преувеличены. А вы, ребята, давайте-ка, вместо того чтобы торчать без дела здесь, передайте ратникам дружины мое повеление быть в готовности к быстрому сбору, а коли придется, то и к схватке. Заодно попытайтесь выяснить, от кого пошел по Москве слух о болезни царя. Вечером приезжайте ко мне.
– Сделаем, князь. О дружине не беспокойся, соберется сразу, только кликни. Бой дадим любому противнику. А вот насчет слухов, тут задача посложнее.
– Потому и говорю, попытайтесь. Получится, хорошо, нет так нет.
Дмитрий отпустил ратников и въехал в Кремль. Его остановила стража, имевшая приказ никого не пускать во дворец. Ургин узнал воинов отряда княжича Михаила Головина.
– А где ваш начальник? – спросил он и услышал за спиной знакомый голос:
– Да где ж мне быть, как не со своими людьми? Здравствуй, Дмитрий Михайлович. Не пускают во дворец стражники?
– Здравствуй, Михайло. Не пускают. А кто распорядился усилить охрану?
– Князь Курбский. Говорил, что по просьбе царицы.
– Значит, мне нельзя видеть государя?
– Спрошу позволения у царицы Анастасии. Подождешь?
– Подожду.
Княжич Головин ушел, вскоре вернулся, развел руками и сказал:
– Сожалею, князь, но Анастасия просила не беспокоить ее.
– А что царь?
– Плох, Дмитрий Иванович! Лежит бледный, в беспамятстве, в чистой рубахе. В руке свеча. Словно покойник. Мне аж не по себе стало.
– С ним только Анастасия?
– Нет. Еще митрополит и Адашев.
– Сильвестр не заходил?
– Его не видел, но знаю, что он частенько встречается с боярами.
– Слава Богу, что жив государь. Будем молиться о его выздоровлении.
– Да, коли произойдет беда, то страшно представить, что случится с Русью.
– Царь выдюжит, Михайло!
– Я в это верю, но все мы в руках Господа.
– Потому и надо молиться.
– Молимся, князь.
– И Сильвестру, вместо того чтобы с боярами пересуды устраивать, следовало бы быть с народом и тоже усердно молиться.
– Ему не прикажешь!
– А скажи мне напоследок, княжич, Старицкие навещали Ивана?
– Покуда нет. Возможно, позже навестят.
– Бывай, княжич. Я к себе на подворье поехал. Это чтобы ты знал, где меня найти, коли возникнет нужда.
– С Богом, князь!
Ургин вернулся домой.
А вечером, как стемнело, приехал Гордей Степанов. Кирьян проводил его в горницу Дмитрия.
Степанов поклонился.
– Твое поручение исполнено, князь. Дружина предупреждена. Все готовы к сбору и к выполнению любых твоих приказов.
– Хорошо. Да ты разденься, присядь на лавку.
– Ничего, постоим. Насиделся за день.
– Как знаешь. С дружиной все ясно, что по слухам?
– Их еще вчера вечером начали распускать люди Лобанова-Ростовского. До того князя видели на подворье Ефросиньи Старицкой.
– Так я и думал! – воскликнул Дмитрий. – Значит, за этим стоит Ефросинья. Понятно, она не упустит момента воспользоваться недугом Ивана.
– Думаешь, княгиня желает видеть на троне своего сына?
– И не она одна. Владимир не Иван. Ладно, Гордей. Потрудился ты на славу, теперь отдыхай.
Степанов замялся.
– Что-то еще, Гордей, сказать хочешь, но не решаешься? – осведомился Дмитрий.
– Да мы тут с ратниками поговорили. Может, собрать всех наших, отловить людей князя Лобанова и выставить их перед народом? Люди крепко стоят за Ивана.
– Строжайше запрещаю! Никакого своеволия. Приказываю быть в готовности и ждать.
– Чего ждать-то, князь?
– Мы уже говорили об этом. Не хватало еще, чтобы вы всю Москву подняли. А вот присмотреть за людьми князя Лобанова, да и за ним самим, не помешает. Но осторожно, себя не выдавая. На это даю разрешение, но подбери лучших людей.
– Я понял тебя, князь.
– А понял, так ступай, Гордей.
Десять дней пролежал царь, мучимый жаром, несмотря на все усилия лекарей и иноземных докторов. Все это время Ургин не имел к нему доступа.
