Дмитрий неожиданно вспылил и заявил:
– Кузнец много чего говорил, только нет у меня веры его словам, какая бы слава о нем ни шла. Я же видел, как смотрела на меня Ульяна.
– И как же, Митя?
– Мы уже говорили об этом. Особенно смотрела. Сюда! – Дмитрий указал на грудь. – В сердце, в душу заглядывала.
– Ну и нагородил!
– Зачем так говоришь, Федя? Смеешься над моими чувствами?
– Что ты, Митя! У меня и в помыслах не было смеяться. Прости, коль обидел.
– Нет, не обидел! Ты сомнения выказал, это хуже.
– Перестань, Митя, и послушай моего совета. Нечего сейчас горячку пороть. Зазноба твоя уже спит. Ночью по Москве ездить небезопасно. Батюшка сказывал, что в городе много лихих людей развелось. За коня да дорогую одежду убьют не глядя.
– Ты же знаешь, Федя, я всегда смогу за себя постоять.
– А коли десяток разбойников тебя окружит, да все с ослопами? Саблей и ножом не отобьешься.
– Коршун вынесет!
– Отчаянный ты, Митька. Это по душе мне. Но ехать на Посад не советую.
Дмитрий вздохнул и сказал:
– А если неодолимая сила тянет меня туда, тогда что?
– Ничто! Перебори ее.
– Федя, не могу.
– Знаешь что, езжай-ка ты домой, а завтра давай на Варварку сходим. Пехом, без коней, на торговые ряды посмотрим, что за оружие, доспехи выставили на продажу ремесленники. А потом, помолившись, пройдем к дому Ульяны. Глядишь, и увидишь ее. Тогда-то и признаешься ей в своих чувствах. Что будет потом, одному Богу известно. Но хоть узнаешь, как девушка относится к тебе.
– Может, и увижу, а из дома Прокоп, отец ее, выскочит. На этом все и закончится, – раздраженно проговорил Дмитрий.
– А я на что? Займу кузнеца разговором.
Дмитрий улыбнулся и заявил:
– Да, на умные речи ты мастер. Ладно, будь по-твоему. На Варварку так на Варварку!
– Только обещай, Митя, что от нас поедешь домой.
– Обещаю!
– Ну и ладно. Езжай, утром буду ждать тебя.
– Приеду.
Федор позвал слугу.
Тот принес кафтан гостя и сказал:
– Только просох, княжич!
Дмитрий повернулся к Архипу и спросил:
– Что на дворе?
– Поутихло, но прохладно.
– Кровь согреет. – Парень перекрестился на образа, поклонился и вышел из горницы.
В соседней комнате он попрощался со Степаном Ивановичем Колычевым, окруженным младшими сыновьями, вертевшимися возле отца.
Федор проводил Дмитрия до ворот и напомнил:
– Так с утра ждать буду.
– Сказал, значит, приеду. – Княжич вскочил в седло.
Коршун встал на дыбы. Дмитрий натянул поводья, и конь с ходу взял в галоп. У деревянного моста Дмитрий осадил вороного, и тот до самого дома шел мелкой рысцою.
Тучи вновь слились в единое черное облако, такое же грозное, как и днем, накрыли город мрачной рогожей. Казалось, еще мгновение, и опять пойдет сильный дождь. Но этого не случилось. Ветер утих, лишь изредка, слабыми порывами тревожил ветви облетевших деревьев.
Вскоре Дмитрий заехал во двор родительского дома. За отсутствие на обеде отец не ругал его. Остаток вечера Дмитрий провел в своей горнице, беспрестанно думая об Ульяне.
Ранним утром 24 октября Дмитрий, как и обещал, пришел к своему товарищу. Погода на дворе стояла хмурая, но безветренная и теплая. Княжич распустил кафтан, освободил ворот рубахи под зипуном, взял в руки мурмолку. Архип встретил его и провел в горницу Федора.
Тот тоже был одет и сказал:
– Здравствуй, Митя! Как дома, не ругался батюшка?
– Здравствуй, Федя! Дома все как всегда, а батюшка не ругался.
– И то хорошо! Плохо, когда в семье раздор.
– Так мы идем на Варварку?
– Конечно, но чего это, Митя, ты какой-то раздраженный?
– Я?.. – Княжич изобразил удивление. – Тебе привиделось, Федя.
– Но я же вижу, что у тебя плохое настроение, потому и спрашиваю.
Дмитрий вздохнул и сказал:
– Да все эта Ульяна!.. Лучше бы я ее не встречал. Не дает покоя, хоть что делай. Не знаю, как вечер высидел и ночь без сна вылежал. Тяжко в неведении, Федя! Сердце и душа болят.
– Да! Теперь вижу, что любовь тебя стиснула стальными обручами. Но так ведь это же счастье, Митя.
– День и ночь маяться – счастье? Ладно, не хочу больше говорить об этом. Голова болит. Пойдем в торговые ряды. Там развеюсь.
Молодые люди покинули дом Степана Колычева и прошли на Варварку, что тянулась по бровке холма над Москвою-рекой. Здесь жили бояре, мастеровой и купеческий люд. Приятели оказались в рядах. Здесь торговали всем: пенькою, рыбой, скотом, овощами и медом.
Были и лавки, в которых продавалось оружие и доспехи. Они и привлекли внимание юношей, которые медленно обходили ряды. В них имелось все, что только угодно душе воина. Бахтерцы и тегиляи, разные кольчуги, большие юшманы, булавы, палицы, шестоперы, кистени, метательные копья – сулицы, бердыши – топоры с лезвием в виде полумесяца на длинных, в рост человека, древках. Самострелы, луки с колчанами, шлемы: шишаки, мисюрки, ерихонки. Седла, чепраки, чалдары.
Друзья остановились у лавки с колющим и режущим оружием. За деревянным помостом, на котором красовались мечи, ножи, сабли, стоял молодой парень. Дмитрий внимательно посмотрел на торговца. Что-то в его чертах было ему знакомо. Он где-то уже видел это лицо. Черные глаза, брови, губы, сжатые в нить.
Дмитрий вдруг почувствовал вражду к этому рослому парню. Он брал с помоста клинки, оглядывал их и возвращал на место.
Княжич поднял саблю, осторожно провел пальцем по лезвию и недовольно проговорил:
– Этой саблей только курам головы рубить.
– Зачем так говоришь, добрый человек? – спросил парень. – Хорошая сабля. Да и все здесь доброе, сделанное на совесть. У нас с отцом от покупателей отбоя нету. Один ты такой недовольный явился. Если то не нравится, так ступай дальше, в другие лавки, и не морочь мне голову.
Федор удивленно взглянул на Дмитрия. Что к человеку привязался? Оружие и вправду хорошее.
Федор не понял, чем недоволен Дмитрий, но тот никак не умолкал:
– А ты кто такой, чтобы гнать меня, княжича Дмитрия Ургина?
– По мне, что княжич, что простой человек, все едины. Сказал, не нравится товар, ну и ступай себе далее.
Дмитрий бросил саблю на помост и заявил:
– Железка! Да и ее ты, наверное, перекупил у кого-нибудь, а теперь народ обмишуриваешь.
