К нему присоединился и Ургин. Потом великий князь присел на лавку, застеленную дорогим ковром. Михаил Иванович встал у входа. В палату вошла женщина, одна из помощниц повитухи Феклы. Она принесла драгоценные украшения Елены – серьги, кольца, перстни.
– Вот, Демидовна просила отдать.
Василий поднялся и спросил:
– Что там у вас?
– Недолго тебе, государь, ждать осталось. Даст Бог, скоро разродится великая княгиня. – Женщина ушла.
Василий поднял голову к резному потолку.
– Господи, когда же наступит конец моим терзаниям? – Он тут же повернулся к Ургину. – Сил моих, Михаил Иванович, нет. Пройдусь до родильной.
– Нельзя, государь, – ответил Ургин. – Ждать надобно.
– Пойду! – упрямо заявил Василий и вышел в коридор.
Дверь в родильные палаты была приоткрыта, но увидеть, что происходило внутри, было нельзя.
Великий князь хотел уйти и тут услышал голос повивальной бабки:
– Отпирайте, отпирайте!
– Отперли, отперли, – отвечали ей женщины.
– Запрягайте, запрягайте!
– Запрягли, запрягли.
– Поезжайте, поезжайте!
– Едет, едет.
Откуда-то из угла палаты донесся стон Елены.
Бабка Фекла что-то делала, затем снова раздался ее тягучий голос:
– Я тебе, квашоночка, творю не с вечера до утра, так бы тебе, рабе Божьей Елене, мучиться один часок минутный. – Демидовна приказала помощнице: – Марья, заговори воду да дай испить ее роженице.
Стоны Елены усилились, и сердце великого князя сжалось. Супруг никак не мог ей помочь, повернулся от двери, пошел обратно, услышал пронзительные крики Елены, голоса бабки Феклы и ее помощниц. Нагнув голову, великий князь вошел в палаты.
– Началось, государь? – взволнованно спросил Ургин.
Беспокойство Василия передалось и ему.
– Кажись, с Божьей помощью началось. А вдруг не выдюжит?
– Выдюжит.
В это время по дворцу прокатился затянувшийся вопль роженицы. Почти тут же Василий и Ургин отчетливо услышали крик новорожденного.
– Господи! – воскликнул великий князь. – Неужто разродилась?
– Так слыхать же, как дите плачет. Значит, разродилась.
Василий рванулся к родильной.
Навстречу вышла повивальная бабка Фекла, полотенцем вытирая оголенные до локтей сильные, не женские, совсем не старческие руки.
– Государь, с наследником тебя! – Демидовна улыбалась.
Василий застыл, глядя на нее.
– Что так смотришь, государь? Сын у тебя народился. Господь смилостивился. Радуйся, великий князь.
– Сын, – тихо проговорил Василий, еще до конца не осознавший слов Демидовны, затем пришел в себя, тряхнул седыми вихрами и крикнул: – Сын!
– Да что ты, что ты! Зачем кричать-то так?
– Ну, бабка, ну, Демидовна!..
Слова Василия прервал оглушительный удар грома. За оконцем пыхнула молния. Бабка аж присела.
– Чего это?
– Гроза, Демидовна! – воскликнул Василий.
А погода вдруг словно сошла с ума. Один раскат грома менялся вторым, третьим. Грохотало так, что бабка Фекла закрыла голову руками, отбросила полотенце и забилась в угол.
А Василий кричал:
– Любо! Пущай все узнают, что у великого князя наследник народился.
К Василию подошел Ургин. Лицо его сияло.
– Поздравляю, государь!
– Спасибо! А что на улице творится!
– Такого я не видел еще. Молнии в реку, в леса, в поля бьют, стрелами рассекают небо, рассыпаются змеями до земли.
– Слышу звон, князь. Кто это такой смелый на колокольню в лихой час поднялся?
– Имя ему ветер, государь! Так кличут смельчака.
Василий возликовал:
– Воистину наследник престола родился. Под знамение Божье. Такой грозы на моей памяти не было.
– Не было! Сына-то, супругу после родов видел?
Василий посмотрел на Ургина, перевел взгляд на бабку Феклу.
– Ты чего в угол забилась, Демидовна? Государь желает видеть сына и жену.
– Ясно, что желает, только я встать не могу. От грохота ноги будто отнялись.
– Испугалась?
– Отродясь грозы боюсь, а тут светопреставление какое-то.
– Ничего! Это знамение Божье. Веди к жене. Или, может, с ней неладно? Чего молчишь, старая?
– Господь с тобой, государь, – проговорила бабка, поднимаясь. – Все ладно и с супружницей твоей, и с сыночком. Государыня хрупка с виду, но крепка. Как стекло заморское, кружевное. Кажись, пальцем тронь, на куски малые рассыплется, а оно на пол падает и ничего, цельное.
Очередной раскат грома сотряс дворец.
Демидовна охнула.
– Господи, спаси и сохрани! Что ж это такое?
– Не бойся.
Гроза прекратилась так же неожиданно, как и началась. Небо просветлело, затуманилось поволокой сумерек. Ветер стих, колокола перестали звонить.
– Слава тебе, Господи! Смилостивился. – Бабка Фекла перекрестилась.
Василий спросил:
– За духовником послали?
– Послали, батюшка. Как прочтет молитву младенцу, родительнице да всем бабам, что при мне были, отнесем ребеночка в баньку. Там и взглянешь на него, великий князь.
– Я тотчас желаю видеть сына и жену.
– Не по обычаю, батюшка.
– Обычаи надо блюсти, но разве нельзя сделать исключение, бабка?
Демидовна вздохнула.
– Что ж, государь, пойдем, посмотришь наследника, на руках подержишь, с государыней поговоришь. Оно не по обычаю, да ладно, вижу, извелся весь. Пойдем.
Василий повернулся к Ургину.
– Ты ступай в палату, Михаил Иванович, я скоро приду. Кликни дьяка с бумагой и пером.
– Слушаюсь, государь!
– Так-то вот! Я скоро. Все одно долго быть с женой и чадом бабы не дадут.
– Ступай, великий князь, не медли. Государыня тоже ждет тебя.
– Да!
Василий в сопровождении повивальной бабки вошел в родильную палату.
Елена, бледнее прежнего, устало улыбалась с постели. Марья поднесла великому князю младенца, завернутого в простую пеленку.
– Держи, государь, наследника.
Василий взял на руки хрупкое тельце ребенка.
– Сын! Волосы черные, ликом на меня похож.
Демидовна пришла в себя. Все ее страхи улетучились вместе с грозой.
