– Знать бы еще, где он. Ванька! – крикнул во все горло Дмитрий. – Отзовись же. Или все сгорим в избе! Тебя мамка на улице ждет. Ванька!
Ответом ему была тишина.
– Где же он, Федька? Я эту половину уже всю излазил. Ванька не откликается. Нам пора уходить. Скоро изба повалится. Или мы тут задохнемся.
– Нельзя уходить, Митя! Искать надо! Негоже нам бросать ребенка в огне. До конца жизни не простим себе, что оставили его одного умирать страшной смертью.
– Если он еще жив и мы сами не сгорим.
– Значит, такова воля Божья. Ищем, Митя!
– Чтоб его!..
– Что, Митя?
– Еще одно бревно рядом хлопнулось. Изба валится.
– Ты не пострадал?
– Так, чуть задело. Переживу. Ты у печи, Федя, еще погляди, а я – вдоль стен.
– Давай.
Но Федор не успел выйти к печи. Задняя стена рухнула. Вся изба перекосилась и не повалилась только чудом. Ветер разорвал дым и бросил внутрь глоток чистого воздуха.
Тут Федор услышал крик Дмитрия:
– Вот он! Под лавку забился.
– Живой?
– Да! Сиднем сидит, глазами хлопает.
– Хватай его, Митька, и беги к сеням. У выхода меня дождись. Я дорогу пробью, если там все горит.
– Давай.
Федор вышел к сеням. За ним держался Дмитрий с ребенком на руках.
Федор перекрестился и сказал:
– Ну, последний рывок. С Богом! – Он выскочил в сени, объятые огнем.
Если бы друзья задержались в избе еще на какую-то минуту, то вряд ли пробились бы сквозь сплошной огонь, сами вспыхнули бы, как сухой бурьян. Но они успели выйти в сени, когда между горящих стен еще оставался проход, узкий, задымленный, но не охваченный пламенем.
Федор рванулся к двери, выскочил на улицу и сбил наземь Тита, стоявшего возле дома. Следом за ним выпрыгнул и Дмитрий. Он упал рядом с Федором, но сумел поднять ребенка над собой. Рубаха на нем горела. Бабы подбежали к нему и выхватили мальчонку из рук. Изба тут же рухнула. Дмитрий перекатился по земле, сбил пламя. Он так и лежал на спине, жадно вдыхая пыльный, но бездымный воздух.
К нему, кашляя, подбежал Федор, нагнулся над другом и спросил:
– Ты живой?
Дмитрий улыбнулся.
– А что мне будет? Лихо ты, Федя, выход пробил. Тит вон до сих пор сидит, башкой крутит, в себя прийти не может. Да и отбить кочергой бревно не всякий сумеет.
– Я же говорил, Бог нам поможет. Так оно и вышло. Ты не обгорел?
– Так, самую малость. Пламя не успело как следует приласкать меня.
– Сними рубашку, покажи ожоги.
– Да какие ожоги, Федя? Ерунда все это. Главное, что мы с тобой детей вынесли. А Егор теперь без рубахи остался.
– Нашел о чем думать!
Казалось, все было кончено, но тут опять неожиданно раздался истошный крик:
– Изба кузнеца огнем взялась! А там Анька больная с дочкой.
Ветер резко изменил направление. Огонь с соседнего двора перекинулся на амбар, с него – на избу. Пока пламя лизало заднюю стенку, в общем дыму оно заметно не было. Но теперь ветер раздул огонь. Тот вмиг объял избу со всех сторон.
Федор очнулся и заявил:
– Еще не легче. Соседний дом горит.
– Да, вижу. Что мужики?
– Один сунулся было, но отступил. Придется опять нам лезть в огонь, Митя!
– Что ж поделать, друг Федя, если больше некому!
– Айда. – Дмитрий резко поднялся.
– Идем! – согласился Федор и крикнул Егору:
– Вода есть?
– Принесли.
– Давай сюда, обливай нас.
– Неужто опять в огонь пойдете?
– Можем тебе место уступить, – заявил Дмитрий и усмехнулся.
– Боже сохрани! Я не смогу.
– Лей воду, Егор.
Молодые люди, мокрые с головы до ног, бросились ко второй разгоревшейся избе. Они заметили, что бабы стояли у соседнего дома. Женщины никак не могли справиться с огнем, разбушевавшимся не на шутку. Но на все воля Божья.
Во второй избе, которая была побольше первой, друзьям искать никого не пришлось. Они сразу увидели в горнице сдвинутые скамьи, на которых лежала женщина, еще не старая, очень бледная и красивая. У печи на полу сидела девушка, лицо которой было измазано сажей.
Дмитрий подошел к женщине. Она смотрела на него, сжимая в руках икону. Огонь пробился внутрь горницы и расползался по стенам.
– Оставьте меня, спасите дочь! – проговорила женщина. – Потолок горит, обрушиться может. Не губите себя из-за меня, хворой. Только дочку прошу вынести.
– Ну что ты такое говоришь, мать? А почему дочь сама не выскочила из избы?
– С ногой у нее что-то.
– Ага. Ну, я сейчас рогожей тебя прикрою, чтобы не опалило, и потащу на выход. – Он повернулся к другу. – Федька!..
– Да, Митя.
– Что у тебя с девицей?
– Сама идти не может, говорит, что ногу подвернула, а я вижу, дело хуже. Сломала она ее. Понесу.
– Гляди, потолок горит. Давай быстрее, а то рухнет изба-то.
– Выноси мать, я следом с дочкой.
– Угу.
Дмитрий поднял на руки женщину, которая показалась ему совершенно невесомой, удивился данному обстоятельству и пошел к выходу. Федор взял на руки девочку, стонавшую от боли, и двинулся следом.
Вроде все шло гладко, не так, как в первой избе, однако в этом доме молодых людей ждал неприятный сюрприз. Дверь, ведущая из горницы в сени, отчего-то захлопнулась. От жара она теперь оказалась перекошенной, оттого плотно закрытой. Дмитрий ударил по ней ногой, но без толку. Створка не поддалась. Огонь все сильнее разгорался внутри. От дыма становилось нечем дышать, жар грозил потерей сознания, неминуемой гибелью.
– Федька! – крикнул Дмитрий другу. – Дверь мне не выбить, потому как бабу на руках держу и на пол опустить не могу. Давай ты!
– Сейчас. – Федор взглянул на девушку, прикусившую губу и закрывшую глаза. – Эй, красавица, очи открой.
Девушка подняла веки и прошептала:
– Больно!
– Я знаю, что больно. Но все пройдет. Нам пора отсюда выбираться. Друг держит на руках твою мать и дверь открыть не может. Придется мне. Я тебя отпущу на пол, ненадолго. Ты не бойся, заберу. Хорошо?
– Да! – проговорила девчушка лет двенадцати-тринадцати.
– Вот и хорошо.
Дмитрий поторопил товарища:
– Федька, ты любезничай, только иногда наверх поглядывай. Доски прогорели. Еще немного, и кровля на нас рухнет. С кем тогда рассусоливать станешь? Если только с ангелами на небесах!
